Гопники (рассказ). Владимир Козлов

ion>

      Часть первая

      Я, Вэк, Клок и Бык сидим на скамейке под навесом остановки. Много раз перекрашенная фанерная стенка в нескольких местах проломана – это пацаны показывали каратэ, – и на ней нацарапано «Рабочий – сила» и «Быра урод».

      Мы курим и плюем под ноги. Под скамейкой уже целая лужа слюней.

      Откуда-то выползает Жора. Это старый дурной алкаш, он шляется по району и собирает бутылки.

      – Жора, смотри – бутылка, – кричит ему Вэк. Под нашей скамейкой и правда валяется бутылка из-под пива. Вэк перед этим бросил туда бычок, а потом пустил сопли. Жора наклоняется, и Вэк несильно бьет его по жопе. Мы смеемся.

      Жора оборачивается:

      – Ты фашист.

      – Сам ты фашист.

      – Нет, это ты фашист. Ты… ты… ты меня обидел.

      – Лучше вали, пока по ебалу не получил. Что, отпиздим Жору? – Вэк смотрит на нас.

      – Давай, – говорю я, хоть особой охоты и нет, просто надоело уже сидеть. Скучно.

      Жора хочет сделать ноги, но видит, что поздно. Стоит и ждет, что будет. Из ноздри свисает сопля.

      – Может, не будем? Ну его на хер, – говорит Бык.

      Вэк не слушает, хватает Жору за куртку и бьет ему по носу, потом еще. Голова Жоры мотается, как мяч. Из носа течет кровь. Несколько теток и малых пацанов видят, что происходит, и отходят подальше от нас. Вэк отпускает Жору, и он падает. Мы с Клоком начинаем молотить его ногами. Жора пищит, как поросенок.

      – Давай обоссым его, – говорит Вэк.

      Я задираю куртку и расстегиваю ширинку.

      – Смотри, там – бабы, – говорит Клок.

      – По хую.

      Моя струя льется Жоре прямо на морду, он что-то шамкает разбитыми губами. Вэк тоже ссыт на него.

      – Что вы делаете, гады? – орет какая-то тетка.

      – Ничего.

      – Я сейчас милицию позову.

      – Зови.

      Тетка поворачивается и идет в сторону ментовки – это рядом.

      – Надо съябывать, – говорит Клок. Мы застегиваем штаны.

      – Зря вы его. Нахуя ебанутых трогать? – говорит Бык.

* * *

      Наша классная – Сухая – оставляет меня после уроков, чтобы выебать мозги.

      – Можешь ведь учиться, но не хочешь. Ты – паразит на теле Советской власти, которая семьдесят лет тебя кормит и одевает. Но для тебя еще не все потеряно. Ты еще только в восьмом классе. Пойми, ты мог бы хорошо закончить школу, поступить в институт, стать инженером. Зачем тебе эта компания двоечников? Но по ним тюрьма давно плачет, а ты сын нормальных родителей.

      С меня хватит этих гнилых базаров. Я иду к двери. Сухая загораживает дорогу:

      – Нет, я еще не все сказала.

      Я обхожу ее, открываю дверь и захлопываю ее прямо у Сухой перед носом.

* * *

      Сидим на остановке.

      – Э, Бык, ебаться хочешь? – спрашивает Вэк.

      – Отъебись.

      – Ну, скажи, хочешь или нет?

      – Счас ебну.

      – Чего ссышь? Скажи.

      – Не хочу.

      – Что, жопа болит, а?

      Мы все ржем. Бык несильно бьет Вэка в «солнышко». Они начинают махаться, но в шутку, не по-настоящему. Потом Вэк спрашивает меня:

      – А ты хочешь ебаться?

      – Хочу.

      – Ну, иди тогда жопу помой.

      Теперь уже они с Быком ржут, как гондоны.

      – А ты хочешь, Вэк? – спрашиваю я.

      – Ебать хочу, ебаться не хочу. Понял?

      Прибегают четверо малолеток – лет по двенадцать. У них разборки между собой. Трое начинают молотить четвертого. Он падает, и его стелят ногами.

      Вэк подходит к ним:

      – Э, э, э, что такое? – он говорит, типа какой-нибудь сраный учитель или мент. Пацаны останавливаются.

      – Заложил, – говорит один.

      – А-а-а. Тогда слабо бьете! – Вэк дает ему ногой в живот и пацан начинает реветь на всю улицу, как будто ему тут яйца отрывают. – Ладно, пиздите дальше, только смотрите – здесь ментовка рядом, дружинники всякие ходят.

* * *

      – Хутэн морхэн, – орет Тамара, учиха по немецкому. Все встают за партами.

      – Зэтц ойсь. Айнэ минутэ усе видерхольт.

      Тамара – толстая и вонючая, как будто только что обосралась. Она всех в школе заебала своим немецким, но все учителя и даже завуч знают, что она дурная, и боятся ей что-нибудь сказать.

      Я ненавижу и немецкий и Тамару и никогда ничего не учу. Она ставит мне «три» потому что в классе есть вообще «нулевые», хуже меня – например, Бык.

      – Ну, что вы, неучи, думкопфы – как гулять, так сразу, а как работать, немецкий выучить, так ни хрена? Наставлю двоек за четверть, будете потом бегать жаловаться – плохая Тамара Ивановна, а Тамара Ивановна не плохая, Тамара Ивановна хорошая, она вас, дебилов, уму разуму