Гумилев сын Гумилева. Сергей Беляков

самодержавия

      Вековым гранитом прав

      Черный ангел крылья ржавит,

      Свитки славы растеряв.

      <…>

      Окаянный, как Иуда,

      Сумасшедший новый год.

      Это о каком времени? Под стихотворением дата – 1936 год.

      Старцы помнят, внуки помнят тоже;

      Прежде, чем сместился звездный путь,

      Равный с равной спал на брачном ложе,

      Равный с равным бился грудь о грудь.

      С кем теперь равняться, с кем делиться

      И каким завидовать годам?

      Воют волки, и летают птицы

      По холодным, мертвым городам.

      А это о каком времени? Дата под стихотворением – 1937 год.

      Не зря Ахматова заставила Эмму Герштейн сжечь листки со стихами Льва. Реальность сталинского СССР была ему чужда и враждебна. Себя и людей близких Гумилев относил к потерянному поколению, которое не вовремя появилось на свет. Вспомним судьбы его друзей.

      Теодор Шумовский – востоковед-арабист, семнадцать лет провел в лагерях и ссылке.

      Николай Давиденков – биолог, погиб в лагере.

      Аксель Бекман – референт-переводчик АН СССР, расстрелян в 1942 году.

      История – главная тема гумилевских стихов. Труд историка – почтенный и благородный, историк спасает человечество от забвения.

      Но всех прядет судьбы веретено

      В один узор; и разговор столетий

      Звучит как сердце в сердце у меня.

      Так я двусердый, я не встречу смерти,

      Живя в чужих словах чужого дня.

      1936

      Товарищ Сталин исключительно высоко ставил роль личности в истории, непростительно высоко для марксиста. К середине тридцатых в отечественную историю вернулись Екатерина II, Иван Грозный и, конечно же, Петр Великий. Гумилев яркими историческими фигурами всегда интересовался, но царя Петра не любил. В его стихах Петр не великий и суровый государь, а просто палач.

      Но Москва бессильней крымских пленниц

      На коленях плачет пред царем.

      И стоит гигант-преображенец

      Над толпой с кровавым топором.

      Понятно, с кем ассоциировался в те годы Петр. Не мудрено, что Гумилев видел свое место не в свите царя и даже не в толпе зевак, а на дыбе или на плахе:

      Мне от дыбы страшно ломит спину,

      Колет слух несносный скрип подвод,

      Ибо весь я страшно отодвинут

      В сей суровый и мятежный год.

      В тридцатые годы взгляды Гумилева на историю еще только формировались. Судя по стихам (а других источников здесь нет, в тридцатые он написал только одну статью), его взгляд на историю отличался от распространенных тогда марксистско-гегельянских представлений. История в поэзии раннего Гумилева – увлекательный, но жестокий мир, где одна трагедия разыгрывается вслед за другой. Не зря же он любил исторические хроники Шекспира. Впервые прочитал их еще в Бежецке, а в декабре 1951 года просил Ахматову прислать их ему в Камышлаг.

      В истории человечества он как будто не видел прогресса. В стихах тридцатых