Двойник Цезаря. Виталий Познин

еще стен домов; ни спешащего на ночную пирушку нобиля; ни кучки молодежи, толкущейся под окнами углового дома, в котором, вероятно, проживала одна из женщин, пользующихся в этом сезоне особой популярностью.

      Хихиканье и оживленные реплики сопровождавших его рабов заставили Катилину обратить внимание на группу людей, собравшихся возле трехэтажного дома, в котором располагался лупанарий. Это местечко пользовалось большой популярностью у всадников, но нередко захаживали сюда нобили и даже сенаторы.

      Вход в веселое заведение был со двора, но для того чтобы всякий пожелавший удовлетворить свою похоть мог сразу его обнаружить, над крыльцом парадного входа висел фонарь, ярко красное стекло которого было изготовлено в виде приапа.

      В эту ночь огонь в фонаре сиял ярче обычного, собирая на свет, кроме бабочек и мошкары, всех окрестных развратников и уличных зевак. Фасад здания тоже выглядел празднично: парадный вход были изобильно декорирован лавровыми венками, плющом, ветками мирта, цветочными гирляндами и прочими атрибутами, которыми принято сопровождать свадебные церемонии.

      Из дома доносилась веселая музыка и гвалт возбужденных голосов. Звуки становились все громче, нарастали, приближались, и, наконец, когда дверь парадного входа резко распахнулась, музыка и беспорядочный гам выплеснулись на улицу вместе с толпой пестро разодетых людей, возглавляемую дородным мужчиной, облаченным в белую, как у жениха, тогу. Его широкая, рыхлая физиономия, нездоровую красноту которой усиливали свет фонаря и огонь факелов, расплывалась в довольной улыбке.

      Лысеющую голову «жениха» украшал лавровый венок триумфатора. И подобно триумфатору, толстяк то и дело раскланивался направо и налево и воздевал вверх то одну, то другую руку. Сопровождавшая его свита, состоявшая из его приятелей и всякого рода прихлебателей, радостно повизгивала, похрюкивала, чмокала губами и при каждом жесте толстяка принималась хохотать так, будто им щекотали ребра. Прохожие, останавливающиеся поглазеть на это шутовское действо, тоже хихикали, и лишь немногие, очевидно недавние крестьяне, презрительно плевались в сторону весельчаков и торопились дальше по своим делам.

      Все понимали, что означает комедия, которая разыгрывалась на их глазах: любитель острых ощущений, отваливший хозяйке заведения щедрую порцию серебра за право провести первую ночь с юной рабыней, только что купленной для лупанария, изображал некое подобие свадебного торжества. Присутствие нечаянных зрителей еще больше раззадорило похитителя невинности, его дружков и видавших виды «волчиц»[6], принимавших в свой приют разврата еще одну жертву, и они веселились так, будто и впрямь присутствовали на настоящей свадьбе.

      Среди свиты молодцов, участвовавших в этом балагане, Катилина заметил несколько знакомых ему лиц, но, не имея желания общаться сегодня с кем бы то ни было, ускорил шаг, чтобы побыстрее свернуть за угол.

      – Луций! – услышал он за спиной знакомый голос и, обернувшись, увидел Квинта Курия.

      – Куда ты торопишься? – активно

6

волчица (лат. lupa) – так называли в Древнем Риме проституток; отсюда – лупанарий т. е. публичный дом.