«Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь!. Владимир Першанин

передвинул с плеча автомат, даже щелкнул затвором. Младший сержант в ответ снял карабин и тоже двинул затвором.

      – Неподчинение старшим начальникам, – начал было тыловик, но Чистяков крикнул так, что невольно отступил Роньшин.

      – Пошли вон! Я по фашистам стрелял, пока вы в тылу околачивались, – и может, впервые в жизни заматерился в три этажа, брызгая слюной, с трудом сдерживая желание нажать на спуск. Так матерились пьяные мужики в его селе, ругаясь друг с другом из-за покосов или одурев от самогона.

      – Гляньте, сколько погибших лежат, а вы хвосты в норах спрятали и теперь лошадей ищете, чтобы удрать побыстрее!

      Возле ближнего перелеска суетились люди, выгоняли груженые повозки. Тыловая часть после бомбежки спешно меняла дислокацию, а может, просто удирала. Старшина был одет в добротную суконную форму, в яловых сапогах, и, судя по всему, занимал неплохую должность. Двое артиллеристов в старых ботинках, прожженных гимнастерках были для него никем – замызганной «махрой», как иногда называли свысока рядовых красноармейцев.

      Но следы боя, догоравшие танки и нервно дергающееся лицо сержанта-артиллериста не на шутку напугали старшину. Пальнет с дури, и все дела. Тем более оба помощника старшины нерешительно мялись и свои винтовки снимать с плеч не торопились.

      – Из какой батареи? – пытаясь сохранить остатки важности, отрывисто спросил старшина.

      – Из боевой, – сплюнул Саня. – Пошли, Антон.

      На том и разошлись. Если Чистяков об инциденте промолчал, то Роньшин рассказал со всеми подробностями, даже приврал, описывая, как Саня взял «чмошников» на мушку и напугал до полусмерти. Михаил Лыгин оценил решительные действия младшего сержанта Чистякова и объявил, что не зря назначил его помощником командира орудия. Капитан Ламков покачал головой, посмеялся, но сделал замечание, что целиться в своих нельзя.

      – Какие они свои? – заметил кто-то из артиллеристов. – Вон, удирают вовсю.

      Едва батарейный повар накормил людей, как налетели самолеты. Это были знакомые всем «Юнкерсы-87» и сыпали они в основном стокилограммовки. Авиация немцев чувствовала себя в небе хозяевами. Шестерка Ю-87 дождалась, когда рассеется поднятая взрывами завеса дыма, и принялась обстреливать позиции из пулеметов.