Руками не трогать. Маша Трауб

Лейла Махмудовна. – И диваны, диваны вы когда двигали в последний раз?

      – А что мне их двигать? Кто туда смотрит?

      – Я смотрю! – возмутилась Лейла Махмудовна, грозно глядя на уборщицу.

      – Так не смотри! – огрызалась Гуля.

      Ко всем сотрудницам музея, кроме главной хранительницы, Гуля обращалась на «ты». К Берте Абрамовне она старалась вообще никак не обращаться, поэтому тщательно выстраивала обтекаемые фразы, не требующие личных местоимений.

      – Вот мне начальство скажет, тогда помою.

      Лейла Махмудовна была на две головы ниже Гули и минимум в три раза уступала ей в весовой категории.

      Гуля уходила, утаскивая за собой швабру, оставлявшую грязные разводы на полу.

      – Ну и как с ней разговаривать? – спрашивала Лейла Махмудовна у Елены Анатольевны. – Как Берта ее вообще могла на работу нанять? А что творится в туалетах? Бумага валяется по полу.

      – Если кто и слепая, то не я, – тут же отозвалась уборщица, находясь в самом конце зала.

      – Поменяйте воду в ведре хотя бы! – кричала ей вслед Лейла Махмудовна.

      – Ага. Прям вот все бросила и побежала. Так бегу, что щас упаду, – не задерживалась с ответом Гуля.

      – Хамка и засранка, – сокрушенно говорила главный экскурсовод. – Я пожалуюсь на вас Берте Абрамовне!

      – Жалуйся! И где она найдет такую дуру, которая будет тут за вами тряпкой елозить, пока вы в белых кофтах про культуру рассказываете? Небось у вас-то дома срач почище музейного!

      Лейла Махмудовна закатывала глаза.

      – Ну что не отвечаешь? Я в точку попала? – радовалась Гуля.

      Что касается Гулиного устройства на работу, то тут все было просто. Найти другую такую дуру, которая будет хотя бы создавать видимость уборки за ту плату, которую мог предложить музей, было действительно невозможно. К тому же Берта Абрамовна очень трепетно относилась к подбору кадров, задавая порой странные вопросы на собеседовании и обращая внимание на «нестандартных» людей. Так, в случае с Гулей на главную хранительницу произвела впечатление ее биография. Отсутствие какого-либо пиетета по отношению к кому бы то ни было Берта Абрамовна сочла хорошим качеством для обслуживающего персонала. Гуля, как следовало из анкеты, была татаркой по папе и украинкой по маме. Внешне она – на имени Гульнара настоял отец – была типичной татаркой, но в душе, в разговоре, в сознании – украинкой. Уборщица только первую неделю работы казалась «нормальной», а потом вписалась в коллектив, подтвердив чутье главной хранительницы к «своеобразным, нестандартным, по-своему удивительным людям».

      Гуля жила по собственному времени и летоисчислению. Она была удивительно равнодушна к цифрам и датам – приходила, когда хотела, уходила, когда считала нужным. Правда, каждый день уточняла у Берты Абрамовны, во сколько должна прийти завтра. Берта Абрамовна говорила «в девять», Гуля кивала и на следующий