Руками не трогать. Маша Трауб

Григ, Моцарт вашу проверку не пройдут. Они не граждане РЭФЭ, как вы выражаетесь! Давайте пройдем к портрету Шаляпина, чтобы не терять времени. Наверное, только он соответствует вашим бумажкам!

      – Проверим… – ответил Мозговой, и главная хранительница уже не театрально, а вполне натурально схватилась за сердце, живо представив себе, как полицейский будет требовать регистрацию у портрета Баха.

      – Может быть, вы еще и антисемит? – Берта Абрамовна уже не могла себя сдерживать. – Так я еврейка, и в паспорте так записано! Может, вы меня арестуете за это?

      – Давайте осмотрим здание! – Полицейский понял, что перегнул палку, и решил отложить проверку документов.

      – Может быть, желаете осмотреть экспозицию для начала? – Берта Абрамовна язвила и не считала нужным это скрывать.

      – Кабинеты сотрудников! – рявкнул полицейский.

      – Как пожелаете. – Берта Абрамовна чуть не присела в книксене и повела полицейского Мозгового вниз.

      – Берта! Берта! Я не могу спуститься! Пусть мне кто-нибудь поможет!

      Лейла Махмудовна сидела на четвертой сверху ступеньке лестницы и с ужасом смотрела вниз.

      – Кто это? – спросил строго Михаил Иванович.

      – Это наш главный экскурсовод, о котором я вам рассказывала, – гордо ответила главная хранительница.

      – А почему она сидит на лестнице?

      – Потому что мы перила сняли, чтобы поставить новые. А Лейле Махмудовне столько же лет, сколько и мне. И ей тяжело спускаться без перил!

      И тут случилось то, чего можно было ожидать, но к чему никогда не бываешь готов – Лейла Махмудовна замахала руками, задергалась и покатилась вниз по лестнице. Впрочем, катилась она аккуратно, сгруппировавшись. Никто не сдвинулся с места, настолько неожиданно это случилось. Все, включая Михаила Ивановича, стояли и смотрели, как главный экскурсовод скатывается по ступенькам.

      – «Скорую»! – тихо сказал Михаил Иванович, который, едва обретя уверенность в своей правоте, снова растерялся и не знал, как себя вести.

      – Не надо! – так же тихо ответила ему Берта Абрамовна.

      – Почему? – спросил полицейский.

      – Потому что ее заберут в психиатрическую клинику, и мы останемся без экскурсовода. У нее приступы на нервной почве. Но то, что она закладывает в души детям, – бесценно. Ее только работа держит. Я не могу так с ней поступить. Не могу лишить работы и упечь на больничную койку. Я ведь ее одногодка. Я ее понимаю, как никто другой. Она просто умрет, сгорит, если отлучить ее от детей. Приходите к ней на экскурсию и посмотрите сами. Она – гений в своей профессии. Гении – все безумны. Это я вам как специалист заявляю. Вон, пройдите в главный зал. Наркоманы, безумцы, одержимые – иначе они не были бы великими. А если вы Лейлу сейчас запрете в четырех стенах, она умрет. И ее смерть будет на вашей совести. Сколько смертей произошло из-за того, что человек становился невостребованным, никому не нужным! Одиноким!