Императрицы (сборник). Петр Краснов

струн был печален, аккорд раздался надрывным стоном.

      Задумчиво стало лицо Розума. Густые черные брови нахмурились, мрачный огонь загорелся в темных прекрасных глазах. Он наложил ладонь на струны и, притушив их стон, сказал, вставая:

      – Треба знати, Ваше Высочество, що буду спивать?

      – Пой, что на душу ляжет.

      – А ну, заспиваем проби ради.

      Грустная и нежная раздалась песня:

      – Добри вечир тоби, зелена дубраво…

      Переночуй хочь ниченьку мене, молодого.

      – Не переночую, бо славоньку чую

      А про твою, козаченьку, головку буйную…

      Звенящие аккорды струн прервали на миг песню. Розум продолжал с большим чувством:

      – Добри вечир тоби тии, темный байраче…

      Переночуй хочь ниченьку ти волю козачу.

      – Не переночую, бо жаль мени буде,

      Щось у лузи сизии голубь жалибненько гуде.

      – Вже ж про тебе, козачоньку, й вороги питают,

      Що да я й ночи в темном лузи все тебе шукают,

      – Гей, – як крикне козаченько, – до гаю, до гаю!

      Наизждайте, ворининьки, сам вас накликаю!..

      Печальная была песня. Не рассеяла она черных предчувствий цесаревны.

      Цесаревна ушла с ассамблеи раньше, чем уходила обыкновенно. Арапы с канделябрами пошли впереди, освещая ей путь по темным коридорам и лестнице, за арапами шел Лесток, за ним цесаревна.

      – Грюнштейн, – сказала она, проходя мимо адъютанта Преображенского полка, – следуй за мною.

      Черные тени следили за ними по коридору и метались с полыханием пламени свечей.

      По мраморной лестнице цесаревна поднялась в свои покои и вошла в уборную. Сонные девушки повскакивали с кресел. В уборной было темно. Один ночник мерцал мелким ничтожным пламенем. Арапы поставили канделябры перед зеркалом. Темнота ушла из комнаты.

      Елизавета Петровна села в кресло, девушка накинула на нее пудромантель, парикмахер стал снимать парик и убирать цесаревне волосы на ночь. Парикмахер был калмык, девушки – русские.

      – Dites moi, Грюнштейн, – сказала цесаревна и продолжала по-французски: – Только не называйте здесь перед слугами имен… Сие есть правда, страшные «эхи», что дошли до меня сегодня? Почему е г о не было на моей ассамблее?

      – Он не мог быть, princesse. Он арестован и посажен в каменный мешок.

      Краска сошла со щек цесаревны.

      – Что же случилось?

      – На прошлой неделе в одном обществе он говорил про вас. Он сказал, что напрасно выбрали и посадили на трон Анну Иоанновну и позабыли про истинную наследницу, про дочь Петра Великого.

      – Только и всего?

      – Вполне достаточно, princesse. Ваше Высочество знаете, в какое опасное время мы живем. О неосторожных словах сих донесли. Он – русский… Он вами был отмечен и превознесен, его взяли на допрос. Ваше Высочество, знаете, что сие значит…

      – Не может сего быть!.. Неужели вы думаете?..

      – Его пытали… Кнут… вырезывание языка… Камчатка…