Тень власти. Поль Бертрам

старайтесь одурачить меня, – холодно сказал я. – Кто, кроме вас, присутствовал при разбирательстве этого дела?

      – Никто. Да в этом и надобности не было.

      – В силу закона вы не могли разбирать дело один. Кроме вас, должен был присутствовать кто-нибудь из членов областного совета. Если не было такого представителя, то какое-нибудь другое лицо, уважаемое и назначенное к тому советом! Отсутствие уполномоченного делает недействительным и приговор.

      – Однако если такого человека нет, то на практике… Ибо закон…

      – Мое дело не обсуждать закон, а заставлять его исполнять. Кто вам дал приказ вмешиваться в дела веры?

      Он побледнел, видя, что я переменил с ним тон. Пора было кончать с этим делом.

      – Досточтимый отец, доктор Михаил де Бей, великий инквизитор, – отвечал он.

      – Можете вы доказать это? Он побледнел еще более:

      – Что же из того, что у меня нет здесь доказательств? Разве мое имя и одеяние не служат достаточным доказательством?

      – Нет, не служат. Иначе всякий монах в Нидерландах будет выдавать себя за инквизитора. Моя обязанность беречь от обманщиков церковь вверенного мне округа. Я не допущу ни одного инквизитора, если он не назначен надлежащим образом и не представит грамоты. Последний раз спрашиваю вас: есть ли у вас грамоты?

      – Положим, что их у меня нет. Что же из этого? Я получу их в самое непродолжительное время.

      – В таком случае, – сказал я, возвышая голос так, чтобы он был всем слышен, – я объявляю приговор, произнесенный над этими лицами, уничтоженным. Дело, возбужденное против них, будет отложено до тех пор, пока его не возбудят вновь законно уполномоченные на то лица. Приказываю немедленно отвязать их от столба. Сеньор Родригец, – сказал я, повернувшись к одному из моих офицеров, – понаблюдайте за исполнением моего приказания.

      Но монах никак не хотел уступить. Он выставил вперед крест и, высоко подняв его, громко закричал:

      – Их жребий брошен и запечатана судьба их! Писано то есть: не потерпи, чтобы колдунья была в живых! Освободить их было бы таким же святотатством, как прервать богослужение. Берегитесь! Вы боретесь с Господом, ваши распоряжения ничтожны, и никто не будет их слушать. Разве вы не видите: ангел Господень сошел с небес и держит свой меч над этой священной оградой, пока не искуплен будет грех и не очистится город! Это жертвы Господни, и горе тому, кто коснется до них! Засохнет рука его, и проклятие падет на него в сей жизни и в вечной! Горе, повторяю вам!

      Я улыбнулся. Мало же знал он испанских начальников, если воображал, что, сделав то, что я сделал, рискнув своей головой, я остановлюсь перед его декламацией и проклятиями. И я снова улыбнулся при мысли, что он сам дал мне отличный козырь против себя, сказав, что мои люди не будут мне повиноваться. Он может быть уверен, что я не забуду упомянуть об этом в письме к герцогу.

      – Святой отец не вполне понимает, что говорит, очевидно, от поста и ночных бдений, – сказал я с презрением. – Исполняйте то, что я вам приказал, – повторил я