Ученик чародея. Ник. Шпанов

задания? Что толкнуло вас явиться к советским властям?

      Силс стоял, опустив голову, погруженный в задумчивость. По движению его пальцев, нервно теребивших пуговицу пиджака, Грачик понял, что молодой человек смущен и не знает, что сказать, или не решается выговорить правду.

      – Если не хотите – можете не отвечать.

      – Нет, почему же, – ответил Силс, не поднимая головы. – Именно теперь и надо сказать… Это Круминьш надумал, что наше дело безнадежно. Именно безнадежно. Нас поймают. Поймают и будет худо.

      – Что значит худо? – спросил Грачик.

      – Именно так худо, что хуже и нельзя. Если поймают – расстрел.

      – Это Круминьш говорил?

      – Нас так учили: если провал – надо отравиться. А ни он, ни я – мы не хотели умирать.

      – Значит, страх смерти заставил вас явиться с повинной? – спросил Грачик. – А Инга, а Вилма?..

      Тут Силс поднял голову и посмотрел Грачику в лицо:

      – Именно так: Инга и Вилма тогда… А потом?.. Потом мы все увидели и поняли… Только это долго рассказывать. А вам трудно поверить.

      – Я-то поверю, но можете не рассказывать. Прощайте, Силс, – и Грачик протянул ему руку. Силс несмело пожал ее.

      Силса уже не было в комнате, а Грачику все казалось, что он чувствует на ладони прикосновение его большой жесткой руки. Было ли в этом ощущении что-нибудь неприятное?

      Да, Грачик должен был себе признаться, что именно потому он и думал об этом прикосновении, что до сих пор не поборол в себе чувства собственного превосходства и даже брезгливости, с которыми когда-то смотрел на каждого подследственного. Он понимал, что это вздорное, нехорошее предубеждение. Но инстинкт моральной чистоплотности оказалось не так легко преодолеть. В чертах лиц этих людей, в их глазах, в улыбках, чаще натянутых, чем естественных, даже в слезах раскаяния или горя ему виделось что-то лживое и неприятное. Их лица казались ему особенными, не такими, как лица других людей. Но ведь теперь Силс ни в чем не подозревался! Это же был только свидетель! Что же мешало Грачику протянуть ему руку так же, как он пожал бы ее любому другому?

      Да, конечно, теперь Силс не был подследственным, но ведь в недавнем прошлом он был врагом! А разве то, что высшие органы Советского государства – мудрые и осторожные – простили Силса, поставили в ряды советских людей, не делает Силса совсем таким же, как все неопороченные граждане, таким же, как он сам, Сурен Грачьян… Конечно, так! Силс сказал бы: «Именно так». Значит… не только брезгливость тут неуместна, но не должно быть даже снисходительности в обращении с Силсом. Конечно, конечно! И самым правильным будет всегда здороваться и прощаться с ним за руку!

      При этой мысли Грачик вытянул руку и поглядел на нее… И… усмехнулся. «Конечно, так и должно быть», – вслух проговорил он, возвращаясь к столу.

      Целью сегодняшней встречи с Силсом было узнать, принадлежал ли нож Круминьшу и был ли у Круминьша химический карандаш. То, что Грачик услышал, укрепило версию, все более ясно складывавшуюся в его уме. Он был намерен довести ее разработку до конца и предложить Кручинину,