Поджигатели. «Но пасаран!». Ник. Шпанов

на черный бархат платья, отошел на шаг и, склонив голову набок, еще раз полюбовался. Узкая белая кисть с едва заметной просинью жилок, с тонкими длинными пальцами лежала на бархате, как драгоценное произведение ваятеля.

      – Завтра сядем за работу, – сказал Цихауар.

      Аста подняла свою руку и с усмешкой посмотрела на нее.

      – Это не очень любезно в отношении дамы: не найти в ней ничего лучше рук. А теперь, – она встала с софы, на которой полулежала, – покажи, что ты сделал для отца.

      – Мы с ним не сговорились…

      Цихауэр взял стоявший у стены большой картон и повернул его лицом к Асте. Аста отшатнулась. То, что она увидела, было ужасно. Написанное художником лицо человека было олицетворением себялюбия, алчности, самодовольства, трусости. В лице не было портретного сходства с ее отцом, и вместе с тем нельзя было ошибиться: это был Вольфганг Винер.

      – Завтра я снесу это в магазин, – сказал Цихауэр. – Тот, кто хоть что-нибудь понимает в искусстве, немедленно купит портрет…

      – Ты не сделаешь этого!

      – Тогда пусть он купит его сам. Тысяча марок – и ни пфеннига меньше! Я не желаю умирать с голоду.

      – Я поговорю с ним… – Аста взглянула на часы. – Тебе никуда не нужно ехать?

      – А что?

      – Здесь Лемке с автомобилем.

      – Спасибо… Мне никуда не нужно.

      – Ты даже не уговариваешь меня посидеть… – грустно проговорила она.

      Он смущенно взглянул на часы.

      – Мне еще очень много нужно сегодня сделать!

      Она порывисто поднялась и с обиженным видом протянула художнику руку.

      Высунувшись из окна, Цихауэр видел, как ее автомобиль завернул за угол, и снова с беспокойством взглянул на часы. Завтра, 19 августа, – всегерманский плебисцит. Немцы должны будут сказать, хотят ли они иметь Гитлера преемником Гинденбурга. Весь Берлин, вся Германия были заклеены нацистскими плакатами, призывавшими отдать голос Гитлеру. Никаких других плакатов не было. Но это не значило, что в Германии не осталось людей, которые хотели бы голосовать против Гитлера. Для миллионов людей, голосовавших за коммунистическую партию, она оставалась символом борьбы с гитлеровским террором. Загнанные в подполье коммунисты решили показать немецкому народу, что есть силы, способные к сопротивлению. В течение ночи часть нацистских плакатов должна быть заклеена плакатами коммунистов, а на остальных слова «да здравствует Гитлер» заменены словами «долой Гитлера».

      Цихауэру поручили изготовить бумажные полоски со словом «долой». С левой стороны на них вместо фашистской свастики был нарисован кулак «Красного фронта».

      Шофер Франц Лемке должен был действовать в паре с Цихауэром. Он обещал привести еще одного парня – сторожить, пока Лемке и Цихауэр будут наклеивать полоски. Им достался трудный район – в самом центре города.

      С улицы, как из колодца, поднимался глухой шум. Весь день 18 августа по улицам Берлина маршировали отряды штурмовиков с оркестрами, флагами и плакатами, требующими, чтобы берлинцы голосовали за «фюрера». Вот и сейчас