Господин Хансен, который переплыл море, и его дети. Ирина Скидневская

там, вдалеке, цепочка крошечных лыжников старательно чертит две параллельные линии через гигантское девственное плато. После Финсе мистерия гор набрала полную силу, но приближение к дому всколыхнуло мысли о Томасе, об их жизни вдвоем.

      Они были знакомы с детства. Однажды ее старший брат привел в дом светловолосого подростка с такими же, как у нее, серыми глазами. «Это Томас Хансен, – сказал брат. – Он приехал из деревни. У него в семье все утонули, и теперь он живет у бабки». Все утонули — в этом была какая-то тайна и сладкий ужас, которые делали Томаса Хансена героем в глазах друзей и школьных товарищей. Все утонули, значит, некому расспрашивать об уроках, заставлять надевать ненавистный костюм, когда в воскресенье семья отправляется в гости, – ведь бабушка старенькая и наверняка не будет такой занудой, как родители.

      Правда, Томас не нуждался в послаблениях со стороны учителей, на какие вполне мог рассчитывать круглый сирота, – он был необыкновенно одарен, учился легко, блестяще сдавал все экзамены, и это был еще один повод для всеобщей зависти. Зависть эта, впрочем, вылилась только в присказку, которая прилипла к его фамилии: «который утонул в море». Постепенно ею стали пользоваться все. «Какой Хансен, у которого ротвейлер?» – «Да нет! Который утонул в море». Что же касается Камиллы, то она все альбомы изрисовала его портретами. Когда он приходил к брату, она, забившись в какой-нибудь уголок и мучительно краснея, если взгляд его вдруг падал на нее, мечтала скорей повзрослеть и выйти за него замуж.

      Вряд ли он замечал ее, ребенка. Они росли в близких, но параллельных мирах, которые разошлись в его восемнадцать и ее пятнадцать самым жестоким для Камиллы образом: дальний-предальний родственник Томаса, дядя, как он его называл, известный офтальмолог, забрал Томаса в Осло. Там Томас успешно закончил медицинский факультет университета и разбил не одно девичье сердце. А Камилла за годы разлуки выучилась в местной Художественной Академии писать маслом картины и сделала аборт от подающего надежды мариниста, после чего не могла иметь детей. Художник, причина несчастья, куда-то быстро испарился.

      Томас вернулся из Осло, приняв приглашение участвовать в проекте, касающемся перспективной темы в анестезиологии и хирургии, и одновременно практиковать в университетской клинике в отделении реанимации. Он был полон надежд и амбиций, его честолюбивые планы надежно подкреплялись знаниями, умом и так необходимым в науке чутьем экспериментатора. Все смотрели на Томаса как на будущее медицинское светило, начавшее величественное шествие по небосводу науки, a он благосклонно принимал восхищение – привык к нему с детства.

      Когда они случайно встретились на одной вечеринке, выяснилось, что оба любят разгрызать семечки от яблок. Во вторую встречу вечно занятой Томас обратил внимание на то, что Камилла необыкновенно красива, танцует просто изумительно и пользуется грандиозным успехом у мужчин. Они стали встречаться почти каждый день, много разговаривать, гулять по окрестным горам, обсуждать любимые книги и фильмы. Он ничего не понимал в живописи, она – в медицине, но обоих это устраивало. Впрочем, он сумел ее удивить, играючи вторгшись на ее территорию. Она показала ему несколько базовых живописных приемов, и он почти шутя написал ее портрет. Правда, из-за острой нехватки времени этим его увлечение живописью закончилось. Но Камилла лишний раз убедилась в том, что талантливый человек талантлив во многом.

      Однажды во время традиционного предрождественского праздника в университете к ним подошел приятель Томаса и шутливо поприветствовал его, назвав «тем самым Хансеном, который утонул в море». Камилла поправила: «Нет, он Хансен, который переплыл море». На следующий день Томас сделал ей предложение. Свадьбу сыграли быстро, на Пасху, в высокогорном отеле, предпочтя толпам малознакомых гостей праздник в тесном дружеском кругу и горнолыжные радости.

      Камилла поднялась, прошла в конец вагона, налила себе еще кофе из большого термоса на столике в углу, снова откинулась на прохладную спинку пассажирского кресла. Благодарность за то, что имеешь, – непременное условие счастья, она была благодарна за многое: за то, что родилась в удивительном месте, за умение всюду видеть прекрасное и переносить его кистью на холст. За чудесных и мудрых родителей, за их с братом безоблачное детство. За добрый и родной дом над фьордом, за шум сада и пение птиц за окном. И за любимого мужа – ее первую любовь, щедрый ответ на ее страстные молитвы. Все сбылось, все так, как мечталось: работа, что приносит счастье, любовь, красота и здоровье, поездки в далекие страны. Все хорошо. И все же оставалась неопределенная, едва ощутимая тревога. Томас всегда страстно отдавался учебе, работе, в этом году защитил докторскую, но в последнее время он как одержимый. Он словно не видит ничего вокруг себя. И это его открытие… Лучше бы его никогда не было.

      В конце февраля северный город жил предчувствием весны, запахи талого снега и первых цветов смешались с морским юго-западным ветром. Tут и там с балконов и из открытых окон доносились звуки вечеринок, а в уличных кафе вдоль набережной, укутавшись в толстые пледы, сидели первые вестники предстоящего туристического паломничества – японцы.

      Томас, выбираясь из пробки, опоздал на двадцать минут,