SPA-чистилище. Анна и Сергей Литвиновы

– будто он обналичкой ведает. А другие утверждают, что он с наркомафией связался…

      – Вот как? – поднял бровь Ходасевич.

      – Да врут, наверное… Главное, денег у Васьки теперь, как у дурака махорки. Куда девать, не знает. Даже к матери моей несколько раз подъезжал: продайте, мол, мне свой участок. «Я, – говорит, – вам в полтора раза больше заплачу, чем риелтор его оценит. Скажут двести тысяч – я вам триста дам».

      – А что ваша мама?

      – Она, конечно, ни в какую. Для нее эта дача была как жизнь, как глоток свежего воздуха! Она бы ее ни за какие деньги не продала.

      – А вы?

      Елена словно споткнулась.

      – Что – я?

      – Вы – продадите?

      – На что вы намекаете?

      – Ни на что не намекаю. Я прямо говорю: наследница вашей мамы – вы. И если ее нет в живых, вам, Лена, придется участком распоряжаться.

      Елена осклабилась.

      – А вы, товарищ полковник, все мотив ищете!..

      Валерий Петрович промолчал.

      – Думаете, Вася мог на мою мать руку поднять? Чтобы потом у меня ее участок сторговать?

      Ходасевич пожал плечами:

      – В жизни все бывает, дорогая Елена.

      Они обошли по периметру участок художницы и возвратились к накрытому в саду столу.

      Там уже нарисовались новые гости.

      Первым оказался старичок-бодрячок: мохнатые седые брови и венчик седых волос, обрамлявших крупную загорелую лысину. В дачных условиях, конечно, все гости были одеты далеко не в смокинги, однако прикид лысого старичка затмевал всех: линялые штаны – очевидно, купленные лет тридцать назад в магазине «Рабочая одежда», байковая ковбойка времен дружбы с председателем Мао, а поверх нее выцветшая брезентовая штормовка.

      Елена успела вполголоса пояснить полковнику:

      – Это Ковригин, пианист. Живет на двух участках – семь-восемь. У него там чуть ли не гектар неухоженный, весь лесом зарос. Он на своем участке грибы собирает. Скряга жуткий…

      И с радостной улыбкой обратилась к старичку, протягивая к нему обе руки:

      – Анатолий Васильевич! Сколько лет, сколько зим! Как вы поживаете?

      Глазки старичка залучились. Он схватил протянутые к нему ручки и покрыл их поцелуями.

      – Леночка! Счастье мое! Как я рад тебя видеть! У меня и для тебя подарочек приготовлен!

      Ковригин слазил за пазуху своей брезентухи и вытащил оттуда CD-диск. С обложки торжественно сиял он сам – лысой физиономией, белой манишкой и черным смокингом. Поперек обложки уже красовалась сделанная красными чернилами дарственная надпись.

      – Это моя последняя запись, – лопаясь от гордости, провозгласил музыкант.

      – Спасибо, дорогой Анатолий Васильевич!.. А это, познакомьтесь, Валерий Петрович, полковник. Он друг нашей семьи и немного поживет в нашем доме.

      Пианист настороженно протянул Ходасевичу ладошку.

      – Валерий Петрович частный сыщик, – пояснила Елена, – и попытается отыскать мою маму.

      В глазах Ковригина – Ходасевич готов был поклясться – промелькнул оттенок