Падение с небес. Уилбур Смит

лицо, уткнувшись ему в шею, сквозь туман собственного возбуждения Марк внезапно понял, что все ласки, которым его научила Хелена, не трогают Марион так, как его самого. Ее тело оставалось жестким, побледневшее лицо застыло.

      – Что с тобой, Марион? Что-то не так?

      – Все хорошо, Марк.

      – Тебе не нравится?

      – Со мной такое в первый раз…

      – Я могу прекратить…

      – Нет.

      – Нам вовсе не обязательно…

      – Нет, Марк, продолжай. Ты же этого хочешь.

      – Но ты ведь не хочешь.

      – Я хочу того, чего хочешь ты, Марк. Продолжай. Это же нужно для тебя…

      – Нет…

      – Продолжай, Марк, прошу тебя, продолжай. – Она заглянула ему в лицо.

      Выражение ее личика было жалким, в глазах стояли слезы, а губы дрожали.

      – Марион, прости меня.

      Он отпрянул от нее, ужаснувшись тому страданию, которое он увидел на ее лице. Но она обвила руками его шею и почти легла на него сверху.

      – Нет, Марк, не надо просить прощения. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

      – Да не будет мне хорошо, если ты этого не хочешь.

      – О Марк, не говори так. Прошу тебя, не говори так – больше всего на свете я хочу, чтобы тебе было хорошо.

      Она крепко обняла его за спину, легла, послушно раскинувшись, и терпеливо и мужественно переносила все, что с ней делал Марк, но тело ее оставалось жестким, и для Марка это оказалось почти таким же болезненным и тяжким испытанием; он страдал и за нее тоже, видя, как она дрожит, чувствуя, как напряжены ее нервы, и слушая негромкие вскрики боли и натуги, которые она всячески пыталась сдерживать.

      К счастью для обоих, все быстро закончилось, но она продолжала лежать, тесно прижавшись к нему.

      – Ну как, Марк, дорогой, тебе было хорошо?

      – Да-да! – горячо заверил ее он. – Все было просто чудесно.

      – Я так хочу, чтобы тебе было хорошо, любимый! Всегда и во всем я хочу быть хорошей для тебя.

      – Лучше я в жизни ничего не испытывал, – сказал он.

      Она секунду пристально смотрела ему в глаза, ища в его взгляде подтверждение, и нашла, потому что ужасно хотела этого.

      – Я так рада, дорогой, – прошептала она.

      Марион прижала его голову к своей теплой, влажной груди, такой мягкой, розовой и уютной. Она стала ласково его покачивать, как мать укачивает ребенка.

      – Я очень рада, Марк… у нас потом будет все лучше и лучше. Я научусь, вот увидишь, я буду очень стараться ради тебя, любимый мой.

      Домой они ехали в сумерках, двигались медленно; она с гордостью восседала рядом с ним на широком кожаном сиденье, и в ней чувствовалось что-то новое, некая уверенность, как у человека, совершившего что-то важное, словно всего за несколько часов она превратилась из ребенка во взрослую женщину.

      А Марка охватило глубокое чувство привязанности к ней. Возникло желание беречь и защищать ее, сохранить ее доброту и кротость, уберечь от порока и порчи. На миг он пожалел, что она не смогла