Тень на плетень (сборник). Светлана Алешина

сказать, здесь находилась самая окраина города. Первые дома появились приблизительно в середине тридцатых годов, когда новому тракторному заводу требовалось жилье для своих кадров.

      – Коммуналки! – гордо возвестила Маринка и процитировала: – «На тридцать восемь комнаток всего одна уборная!» Это Высоцкий!

      – Здесь были не коммуналки, – мягко поправил ее Сергей Иванович, – а дома-коммуны. Теперь эта форма жилтоварищества, так сказать, уже плотно забыта, может, оно и к лучшему…

      – А что… – начала я, но Маринка меня перебила:

      – Кстати, о Высоцком! Представляете, что я недавно прочитала в одном журнале: Высоцкий был евреем! – Она обвела нас торжествующим взглядом и, вдруг покраснев, пробормотала: – Извините, Сергей Иванович, но это так неожиданно…

      Сергей Иванович снова снял очки и снова протер их. Я сидела и ждала продолжения Маринкиного выпада. Пусть сама вылезает из той лужи, в какую себя загнала. Однако Сергей Иванович, вспоминавший о своей национальности всегда в самый неожиданный момент, очевидно, решил, что сегодня этот момент еще не наступил.

      – Я такое же слышал и про Пастернака, – мягко сказал он, – тоже как-то необычно, правда, Мариночка?

      – Про Пастернака это все знают, – проворчала Маринка, – а про Высоцкого я узнала только вот…

      – Ты бы почитала что-нибудь другое, – посоветовала я Маринке, – Елену Проскурину, например. Такие детективы шлепает и, главное, много как!.. Надолго хватит впечатлений и информации.

      Сергей Иванович, тоже, видимо, решив, что вопрос исчерпан, надел очки и продолжил:

      – О чем мы говорили до… хм… Марининого сообщения? Ах да, коммуна! Люди жили как одна семья. Или правильнее было бы сказать, как один большой пионерский лагерь.

      – А до коммуны? – снова влезла Маринка, заглаживая свое замечание, прозвучавшее явно невпопад, старавшаяся разговорить Сергея Ивановича и тем самым сделать ему приятное, но получилось еще хуже. – А до коммуны там были луга и поля?

      – До коммуны? – задумался Кряжимский. – А вот, если мне память не изменяет… – Сергей Иванович вдруг бросил быстрый взгляд на Маринку и, видимо, хотел промолчать, но, с одной стороны, привычка к законченному повествованию, с другой – наверное, желание поделиться своими знаниями сыграли свою роль, и он нехотя закончил: – А до коммуны там было очень старое кладбище, Мариночка.

      – Коммуна на кладбище! Вот это да! – удивленно протянула Маринка и толкнула меня локтем. Я едва не облилась кофе, только случайно успела отвести руку. – Кладбищенская коммуна, правда?!

      Пожав плечами, я промолчала. Маринка же, увлекшись новой темой, спросила:

      – Сергей Иванович, а какое кладбище там было?

      – Как вам сказать, Мариночка, – голос Сергея Ивановича стал еще тише, а взгляд еще осторожнее. Я напряглась, ожидая, что же еще такого аппетитного он скажет. Если Сергей Иванович начинает вот так поглядывать на Маринку, значит, он предполагает, что от его информации она может… того… немного понервничать. – Там было кладбище тех людей, которых запрещали