Двуликий ангелочек (сборник). Светлана Алешина

фотографию Гели, мне показалось, что я что-то поняла, по крайней мере, вторую часть высказывания того философа: что эта умершая вчера девочка была свободна настолько, что ее ничто не держало в жизни. Впрочем, это мне могло показаться. Я слишком плохо знала, как и чем жила Геля Сереброва. Да и никто из окружающих ее людей, как я теперь начинала понимать, не знал ее достаточно хорошо, чтобы составить о ней полное, адекватное представление.

      Стоящий справа от нее парень ни капли не был похож на американца. Он ничем не отличался от парней на Турецкой.

      – Он в самом деле из Америки? – спросила я Вику.

      – Откуда же я знаю, – ответила она. – Гелька не давала мне с ним говорить, все время его на себя переключала. Она это умеет… Умела то есть… Мне так и не удалось его расспросить. Хотя очень любопытно было. Гелька утверждала, что он из Америки… Только вот странно… Это она мне потом сказала, когда на следующий день пришла мои впечатления узнать. А тогда даже заикнуться об Америке мне не давала. А говорит он скорее как прибалт, и то с очень легким акцентом, не заметно даже. Если б меня Гелька не предупредила, что он американец, я и не заметила бы сроду.

      – Как она относилась к матери? – спросила я. – Об этом у вас когда-нибудь заходил разговор?

      Вика пожала плечами.

      – Обычно, – сказала она. – С раздражением.

      «Ничего себе, обычно! – подумала я. – Отстала я от жизни, однако. И слава богу, пожалуй!»

      – Подробней! – потребовала я, напомнив Вике о распределении между нами ролей, о чем она, похоже, начала подзабывать.

      – Я плохо помню, – забормотала она, наморщив лоб. – Говорила она когда-то, как только мы с ней познакомились, что не может чего-то матери простить. Что-то такое она не должна была делать… Ксения Давыдовна то есть. Но что именно, она мне не сказала. Это был ее секрет. А потом больше об этом не говорила, но про мать всегда с раздражением вспоминала.

      – А про отца? – спросила я. – Про отца она что-нибудь говорила?

      Вика усмехнулась.

      – С чего бы это она стала про отца плохо говорить? – сказала она. – Не знаю, как уж она его уговорила, но он ей каждую неделю по две сотни баксов отваливал, а иногда и больше, как позавчера например. А она мне не захотела долг полностью отдать. Из-за этого и подрались.

      – И сколько же у нее было денег? – спросила я, очень заинтересованная новым обстоятельством.

      – Точно не знаю, – ответила Вика. – Но пачку мне она толстую показывала, дразнила. Несколько тысяч баксов, наверное.

      – Их ей отец дал? – спросила я.

      Вика кивнула.

      – Гелька сказала, что отец. Я еще спросила, как это он раскошелился? А она засмеялась и сказала, что просить надо уметь. И что я этому никогда не научусь, потому что…

      – Что потому что… – подтолкнула я ее. – Потому, что я тупая дура, – пробормотала Вика.

      Я засмеялась.

      – Ну это она преувеличила. Правда – немного, самую малость. Наверное,