Без шума и пыли (сборник). Светлана Алешина

побери, снова наркотики? Неужели вот так – внаглую? Я опустила аппарат на стол и задумалась. Что мне это может дать? Я достала из пачки сигарету и закурила. Мимо сновали официанты в белых сорочках, обслуживая посетителей. Я допила сок, оказавшийся действительно очень вкусным, и, накинув ремешок «Никона» на плечо, направилась в туалетную комнату, чтобы привести себя в порядок.

      Проходя мимо бара, я заметила в зеркальной стене, что Ложкин, встав со своего места, не спеша движется за мной. Он сделал знак Чикину, кивнув тому головой в мою сторону. Сердце мое опустилось до самых пяток. «А что, если Ложкин видел, как я наблюдала за Чикиным при помощи фотоаппарата? Нет, он не мог этого видеть, потому что сидел спиной ко мне, – успокоила я себя. – А если он видел это в зеркале? Тоже нет, зеркало расположено слишком высоко и со столика в нем невозможно увидеть свое отражение».

      И почему это ты решила, что Ложкин знает, чем занимается бармен и имеет к этому какое-то отношение? Кажется, в романах это называют интуицией или голосом свыше. Так или иначе, но Ложкин с Чикиным направлялись за мной.

      Не слишком ли ты высокого мнения о своей персоне? Может, Ложкину просто нужно в туалет? Но для этого не обязательно звать с собой бармена. Да и жест Ложкина, которым он подзывал Игоря, не оставлял тому никакого выбора. Если бы Ложкин хотел, не знаю уж почему, прикончить меня, то вполне бы мог справиться с этим один – когда я увидела его отражение в полный рост, я по достоинству оценила его богатырскую комплекцию. Но если они не собираются меня трогать, значит…

      Такой вот сумбур полусвязных мыслей пронесся в моем воспаленном мозгу за те секунды, которые мне понадобились, чтобы дойти до дверей в туалет. То ли со страху, то ли под действием какого-то странного магнетизма, но я почему-то открыла дверь, на которой висела табличка с дымящейся трубкой, и вошла. Там никого не было, и, лишь увидев на стене эти фаянсовые штучки, которыми могут пользоваться только мужчины, я поняла, что очутилась в мужском туалете. Этого мне еще не хватало! Но вместо того, чтобы пулей вылететь обратно, я как завороженная стояла на кафельном полу, а сзади уже слышались неумолимо приближающиеся шаги.

      Какая-то сила заставила меня открыть дверь кабинки и толкнула внутрь. Я осторожно, чтобы не шуметь, закрыла задвижку и поднялась на две ступени к унитазу, дабы вид моих симпатичных ножек, обутых в милые замшевые туфельки, не смутил направлявшихся сюда мужчин.

      Когда они открыли дверь и вошли, я определила в одном из говоривших Чикина. Он был радостно возбужден и лепетал бодро, но заискивающе:

      – Григорий Викторович, сегодня прямо паломничество какое-то, идут и идут, у меня уже товар кончается, я поэтому и делал вам знаки, чтобы сообщить.

      – Ты идиот, Гоша! – Второй голос, грубый и властный, принадлежал, без сомнения, Ложкину, которого Гоша называл по имени-отчеству. – Что, нельзя было записку передать?

      – Ну… это… – начал было оправдываться Чикин, но Ложкин бесцеремонно перебил его:

      – И запомни, я тебе «добро»