Закон Моисея. Эми Хармон

И даже не убийца девушки. Я почти не сомневался, что ее убили. Она выглядела слишком серьезно и свежо – такое я замечал только за призраками, чья смерть была жестокой и неожиданной. И недавней.

      – Моисей?

      Вот опять. Я повернулся, прикрывая глаза от света фонарика, направленного мне в лицо, и, прищурившись, посмотрел в сторону, откуда доносился голос.

      – Джорджия?

      Какого черта она здесь делает в час ночи в будний день? Осознав, что я рассуждаю как родитель, я тут же одернул себя. Это меня не касалось, как и ее не касалось, что я здесь делал. Казалось, я произнес эти слова вслух, поскольку Джорджия немедленно спросила:

      – Что ты тут делаешь?

      Она тоже говорила как родитель, и, не изменяя своим принципам, я проигнорировал ее вопрос.

      Я попробовал встать, но, скривившись, заметил, что из моей ноги что-то торчит. Стекло. Огромный осколок, врезавшийся в мое колено при падении на асфальт.

      – Зачем ты это делаешь? – ее голос был грустным, а не осуждающим. Не испуганным и даже не настороженным. Просто грустным, словно она безуспешно пыталась меня понять. – Почему ты постоянно рисуешь на чужой собственности?

      – Это общественная собственность. Всем плевать.

      Глупое заявление, но я не мог объяснить ей правду. Или кому-либо другому. Потому даже и не пытался.

      – Шарлотте Баттерс было не плевать. И уж тем более мисс Мюррей.

      – И что, теперь ты вышла на охоту, чтобы уберечь общество от краски?

      Тоннель окружали одни лишь поля высокой золотистой пшеницы… или что там растет у них в Юте. У съезда с эстакады ютилась небольшая кучка предприятий, но они были просто крошечным островком в золотом море.

      – Не-а. Я видела, как ты уехал в сторону Нифая.

      Я глуповато на нее уставился.

      – Твои фары светили мне в окно при отъезде, а я не спала.

      Что-то не складывалось. Я рисовал тут как минимум час.

      – Я каталась по округе, пока не нашла тебя, – увидела твой джип на обочине, – тихо закончила Джорджия.

      Ее откровенность поражала меня. Такая бесхитростная… Когда Джорджия пыталась скрыть свои чувства, я видел ее насквозь. Она была как стекло – чистое, прозрачное и ясное, как день. И, подобно стеклу, ее честность ранила меня.

      Я выдернул осколок из колена, попутно проклиная все вокруг, но отвлекающий маневр сработал – Джорджия тут же сосредоточилась на ране. Она посветила фонариком, чтобы лучше ее рассмотреть, и выругалась одновременно со мной, увидев кровь, от которой мои штаны казались черными в сиянии луны.

      – Да это пустяк, – я пожал плечами. Но как же она болела…

      – Пойдем. У меня под сиденьем лежит аптечка.

      Она подозвала меня фонариком, вырисовывая дугу лучом света, и подождала, пока я последую за ней. Что я и сделал.

      Джорджия открыла дверь, достала оранжевую пластиковую аптечку из-под пассажирского места и похлопала по нему.

      – Ты сможешь забраться на сиденье?

      Я кивнул.

      – Это