Удар «Молнии». Сергей Алексеев

грузынский народ, – отозвался Крестинин громким шепотом. – Кыпит наш разум возмущенный…

      – Ты что там, молишься?

      – Умел бы, так… Не умею!

      – Чего же бухтишь, как глухарь на току? Приказ слышал?

      – Слышал, товарищ генерал, – вздохнул майор. – Да я ведь мемуары сочиняю. И думаю по-русски.

      Пули долбили блок, повсюду пел рикошет, брызгала каменная крошка. Президентская гвардия не жалела патронов, и надо было подождать, когда у нее нагреются стволы, закончатся снаряженные магазины и наступит психологическая усталость от стрельбы в пустое пространство.

      – Тебе что, в лоб прилетело? – спросил дед Мазай. – Или контузило?

      – Потому и сочиняю, пока не прилетело, – нашелся Крестинин. – Хочешь послушать? Вернее, разреши прочитать маленькую главку?

      Лучше было слушать майора, чем автоматный треск, хруст бетона у головы и певучий рикошет.

      – Ну, давай, – согласился генерал.

      – Даю!.. Значит, так. «Лежал я на площади посередине столицы одного суверенного государства, и было надо мной южное ночное небо с овчинку. И одолевали меня интересные мысли. Вот лежал я и думал: была у нас великая империя из пятнадцати республик, из пятнадцати братских народов, которые научились мирному сосуществованию и жили без единого выстрела. И был единственный дворец – Кремлевский, за древними, неприступными стенами. Но сотворили из этих народов стада голодного, однако же крупнорогатого скота, а каждому племенному быку дали по дворцу. Стало у нас пятнадцать дворцов, пятнадцать отличных скотных дворцов с бугаями, у которых с целью освобождения вынули железные кольца из ноздрей, а с целью защиты бычьих прав не подпиливали рогов. И начали они бодаться между собой, бодать свои стада, вздымая на рога своих рогатых и безрогих соплеменников. И послали меня сотоварищи чистить от навоза эти дворцы. И чистил я всего лишь второй, а впереди было еще тринадцать…» – Крестинин сделал паузу и вдруг попросил: – Дедушка Мазай, выручи, дай хлорэтильчику, если есть? Я автомат высуну, а ты запихай в подствольник.

      Ампула с хлорэтилом у генерала была свежая, еще невскрытая. Он достал ее из бронежилетного кармана, обернул тампоном и запихал в подствольный гранатомет Крестинина. От прямого или даже скользящего попадания в бронежилет на теле вспухал болючий кровоподтек. Побрызгаешь его хлорэтилом, «заморозишь» – и жжение как рукой снимает…

      – Ну что, продолжать? – спросил майор, возвращая ампулу таким же образом. – А то после штурма все забуду, ни одной мысли…

      – Не наводи тоску, – сказал генерал. – О подвигах Геракла уже написано.

      – Чистить Авгиевы конюшни – удовольствие, – отозвался Крестинин. – А вот скотные дворцы… Какой тут подвиг?

      – В жизни всегда есть место подвигу, – отпарировал дед Мазай и пополз вдоль железобетонных блоков.

      Крестинин был близок ему по циничному отношению к современной политике…

      Он