Удар «Молнии». Сергей Алексеев

посоветовал Головеров.

      – Мне сказали: ничего не делать, пока не придет комиссия из префектуры. Должны оценить ущерб.

      – Ущерб? Опять ущерб…

      – Вы знаете, сколько мне стоило настелить паркет? Полтора миллиона!

      Головеров тоскливо огляделся, подставил ладонь под капель.

      – Воевать – расходов меньше, чем жить…

      – Что? – спросила она с испуганной настороженностью. – Что вы сказали?

      – Говорю, стрелять и жечь дешевле обходится! – Глеб прикрыл за собой дверь и побежал по ступеням наверх.

      Уходя, он забыл запереть квартиру и теперь, едва переступив порог, почувствовал, что в комнате кто-то есть. Он встал у косяка и осторожно толкнул створку…

      В кресле, среди неубранных вчера книг, сидел человек лет сорока, спокойный, по-кошачьи ленивый и хорошо облысевший.

      – Прошу прощения, – сказал он, не вставая. – У вас была открыта дверь, Глеб Алексеевич.

      Он показал удостоверение начальника отдела по борьбе с организованной преступностью. Фамилия была невыразительная – Иванов. И вот этот Иванов вдруг открыл Глебу еще одну грань будущего, которое ожидает его очень скоро. Наглость участкового имела далеко идущий смысл, и сегодняшнее затопление нижней квартиры было как нельзя кстати для отделения милиции. Еще один «прокол» Головерова, и префектура через суд элементарно выбрасывает уволенного подполковника на улицу без предоставления жилья, квартира не приватизирована, квартплата не вносилась за последний год ни разу, как не оплачивались коммунальные услуги. Хозяин – пьяница, состоит на учете как содержатель притона, нанес материальный ущерб соседям, осталось совсем чуть-чуть, и Головеров – бомж. А отвоеванная таким образом квартира в престижном районе становится добычей милиции, куда она поселит своего работника, возможно, того же участкового, почему он так и старается.

      – У меня ощущение, что я бежал из России и живу теперь в чужой стране, – признался Головеров, выслушав Иванова.

      – Примерно так, – согласился тот. – В первую очередь обработай нижнюю соседку, уговори, заплати ей хорошо сегодня же, наладь дружеские отношения. Все пьянки – побоку. В квартире – идеальная чистота. И больше никаких конфликтов, отделение милиции я возьму на себя.

      Глеб посмотрел Иванову в лицо, усмехнулся:

      – И все это – за красивые глазки?

      – Нет, брат, повсюду рыночные отношения… Пойдешь ко мне заместителем по оперативной работе? С сохранением звания, выслуги лет и должностного оклада.

      – А что ты знаешь обо мне?

      – Кое-что знаю. Но возьму, несмотря ни на что. И в кадрах все утрясу, пойдут навстречу.

      – Что конкретно?

      – Был в «Альфе», уволен за дискредитацию после октябрьских событий.

      – Не в «Альфе»… Впрочем, не имеет значения. Что еще?

      – Вы совершили подвиг, спасли тысячи русских людей, блестящих русских офицеров, которые пришли защищать Конституцию. Вы остановили кровавую бойню, которую провоцировало правительство вместе с президентом и так называемой передовой интеллигенцией.