Князь Диодор. Николай Басов

землях, если языков не знает?

      После такого объяснения, и князь занялся языками. То есть, засел у левого бокового окошка, которое было чуть светлее прочих, и дым к тому же от печки относило в другую сторону, и стал читать многоязычный западный словарь, который удосужился прихватить с собой из Мирквы, из библиотеки князя Аверита. Словарь оказался чтением любопытным, вот только когда одно и то же слово переводилось в разных вариантах, приходилось немало соображать, чтобы выбрать для себя достоверное, опорное его значение. Но тут ему, помимо фериза и макебурта, помогала колонка с полонским словников, и хотя руквы в словаре не было, от этого все же делалось понятнее.

      А если князь начинал сомневаться в чем-то, всегда можно было спросить у мага, и тот начинал объяснять… Вот только, иногда столь долго и подробно, настолько широко и многозначно, с примерами, с переносными смыслами слов, что его хотелось остановить. Зато он щеголял очень хорошим произношением, чем князь тоже пользовался, потому что с фонетикой у него обстояло не очень.

      Увлеченный новым своим делом, князь не заметил, как проехали низменные, болотистые и не очень снежные места вблизи Хонувера, потом миновали широкое устье великого Инра, главной реки здешних мест, которая не замерзала в середине, что позволяло даже зимами не прекращать тут речной навигации, и выехали на взгорья перед Смен-буном, которые уже больше походили на Рукву, и даже заросли какими-никакими, а все же лесами. Городки тут были очень спокойные, и люд был настолько уверенным в себе, в завтрашнем дне, и в том, что мир устроен наилучшим образом, что даже Дерпен удивился.

      – Это что же за земля такая, если люди тут и войны не помнят? – спрашивал он, посматривая по сторонам с опаской, которую в нем, человеке оружия, вызывало излишнее спокойствие и мирская тишь.

      – Нет, не так, – отозвался Густибус, – войны тут бывали лютейшие. И должно быть, потому что воевали очень долго, да и поныне воюют, люди привыкли, что это дело профессионалов. А остальных это и не заботит вовсе.

      – Так что же, обывателей тут не трогают во время войн?

      – Бывало, конечно… Вон Магетбур разграбили и сожгли так, что… До сих пор имя этого командующего со страхом и ужасом произносят. Но это редкость, такое бывало, пока Империя не вмешивалась.

      – Что же мы тогда не вмешались? – спросил и батюшка, с нежданным интересом.

      – Не успели, кажется, – сказал тогда князь, который военную историю знал совсем неплохо. Хотя, по собственному бы желанию, и по необходимости, конечно, знать следовало еще лучше. – Прибыли, когда все было кончено. Да этого самого Фа-Штейна и самого потом загнали в болота, а когда его армия стала вымирать от голода и болезней, принудили сдаться. Так что его войско от этого зверства выиграло лишь тюрьмы, галеры и бесчестие.

      – Карать после преступления – не дело, – вынес свой приговор батюшка. – Смысл власти, чтобы не допускать преступлений, и никак иначе.

      – Местная полиция и надзорная служба с тобой бы не согласились, – усмехнулся