Окна судеб (сборник). Галина Мяздрикова

дождь, дорога становилась непроходимой. Я с трудом добралась до места. Красота вокруг была необыкновенная. Лес, аллея из высоченных деревьев, ведущая к детскому дому. Сам дом – бывшее господское владение – расположен на высоком берегу реки, основательный, не современный. Ощущение возникло, что попала я в другое время.

      Первое, что я увидела, ступив на эту землю, где работала затем два года, – это несущуюся по деревне повозку.

      Парень в яркой красной рубахе стоял на повозке, лихо погоняя лошадь. Он выкрикивал: «Внимание! Внимание! Вечером в шесть приходите все к нам! Будет концерт!» Самого концерта не помню. А парня, в повозке вспоминаю часто. Ветер откинул его волосы назад, рубаха развевалась, как знамя. Я видела лицо сильного бесшабашного человека, знающего о жизни гораздо больше, чем знала я. Позже, после проведённого урока я услышала слова:

      – Вы так хорошо объясняете! Если б мы ещё что-нибудь понимали…

      Дети восьмого класса были взрослыми. По нескольку раз оставались они на второй год, поэтому имели возраст выпускников… в основном.

      – А на фига нам Ваша математика? Чтобы машины разгружать?

      Я вещала им что-то о высоком, о том, как важны знания, что им непременно пригодится «моя математика». Они слушали внимательно. Их недоверчивые глаза чуть насмешливо относились к получаемой информации. Мне хотелось их научить тому, что я знала. Я верила, в то, что сею доброе и вечное. Они, в свою очередь, соображали, как бы «довести» молоденьких «училок». Одной из нас подкладывали лягушек в сумочку, в тетради. Им нравилось, как визжала всегда изысканно одетая девушка, смотрящаяся неуместно в сером мире не счастливых подростков, такая светлая, кудрявая, манерная. Её ослепительно белая кофточка с кружевами так не подходила к лягушке, выпрыгивающей из сумочки. Как-то во время большой стирки (стиркой мы занимались в бане детского дома вместе) она прокипятила свою кофточку с маленькой синенькой полосочкой, едва заметной. Эта полосочка сыграла роковую роль для чудесной кофточки. Безнадёжно испорченная вещь, замены которой не нашлось, синими грязными разводами напоминала нам всем о неустойчивости бытия. Но нам стало смешно при виде обескураженной девушки, державшей в руках нечто, похожее на половую тряпку. А ей так хотелось чистоты во всём.

      – Что-то Вы никак «не доводитесь»,

      – признались мои ученики однажды.

      – А вы пробовали? – спросила я.

      – Да каждый день. Только Вы ничего не боитесь.

      – Я пауков боюсь страшно, – дала я им очень нужную информацию.

      Буквально в этот же день веду урок и не вижу, как на меня с потолка спускается огромный омерзительнейший паук. Дети, затаив дыхание, ждали, что будет дальше. Паук опустился мне на плечо.

      – На Вас паук сидит. На плече.

      Это прозвучало из класса философски. Они ждали моей реакции. Я смахнула паука абсолютно спокойно, не останавливая объяснение. Урок закончился.

      – Вы же говорили, что боитесь пауков, а сами даже не вздрогнули, – разочарованно выдали восьмиклассники.

      – Я – на работе. Здесь я вижу только вас.

      Больше «доводить» никто не пытался.

      Два часа отводилось учащимся на подготовку домашнего задания по всем предметам. А когда не получалось решить задачу, выучить стихотворение, воспитательница прыгалками «воспитывала» учеников. Узнав о том, что их бьют за непонимание, я стала задавать на дом мало, и только то, что они могли сделать почти наверняка. Я не предполагала даже, что такой «кнут» применяется там, где некому пожаловаться, да и слушать никто не стал бы. Казалось, что главным в их жизни было – хорошо убраться, не помять постель днём и тщательно следить друг за другом. Подросткам старших классов не хватало еды. К моему удивлению, кормили в столовой вкусно. Частенько пекли блинчики, которые нравились всем. Только очень быстро исчезали они из детских тарелок.

      В свободное время (так назывался час или два, когда учащиеся старших классов могли гулять по деревне самостоятельно) ребята предлагали свою помощь сельчанам. Копали огороды, переносили строительный мусор, выполняли любую предложенную им работу. За помощь их кормили. На сковороде шипело мясо, картофель звал к столу золотистой корочкой, на столе – белая скатерть, ваза с фруктами. В гостях очень «трудные» подростки вели себя идеально. Они ощущали тепло дома, которого у них не было. Лишь немногие помнили, что это такое.

      Рядом с деревней, как и положено, находилось кладбище. Сердобольные старушки оставляли на могилках печенье, яйца, хлеб, конфеты. Килограмм печенья, десяток яиц, буханку хлеба – детдомовцам, чтобы они могли что-нибудь поесть, если сильно захочется.

      Слова: «Пойдём на кладбище» – означали: «Пойдем, перекусим».

      Однажды я не пришла на обед. Можно было, заплатив за питание, обедать вместе с воспитанниками. Я так и делала. В деревенском магазине продавались только мыло и коньяк. Хлеб привозили два раза в неделю. Хозяйства у меня не было. В этот день шёл дождь, ветер сбивал с ног. У меня отыскались продукты, способные заменить этот обед. Каждую неделю в воскресенье я ездила в Москву, привозила оттуда и то, чем