Венчурное бессмертие. текст Николай Усков

медицинскую степень в Сорбонне, был врачом и другом миллиардера Малкольма Форбса, сына Берти Форбса, основавшего журнал Forbes. Байнбайн организовал среди прочего «вечеринку столетия», как называли 70-летний юбилей Малкольма в Танжере в 1989 году. Тогда многие из самых влиятельных и знаменитых людей мира – примерно 700 человек – сетовали, что простояли в очереди час, чтобы получить карточку с номером своего шатра. В главном из них Малкольм Форбс и Элизабет Тейлор восседали на тронах, словно «султан со своей драгоценной безделушкой», как саркастически писала Washington Post. Двести всадников из королевской гвардии Марокко участвовали в грандиозном конном представлении для гостей праздника. Понадобилось три чартера (это не считая частных самолетов), чтобы привезти, а затем вернуть весь этот джет-сет обратно в Нью-Йорк.  Дружба с Малкольмом помогла молодому врачу обзавестись самыми блестящими деловыми контактами, которые в сочетании с природным шармом, любознательностью и предприимчивостью вскоре сделали марокканца влиятельным консультантом по инвестициям. Он даже основал собственную компанию, занимавшуюся дорогой недвижимостью по всему миру. От отца Альхалил унаследовал арабский язык, от матери-француженки – французский. Кроме того, доктор Байнбайн освоил еще пять языков – английский (он гражданин США), немецкий, испанский, португальский, иврит и китайский. Впрочем, последний он мог и не выучить, если бы действительно удалился от дел, как рассчитывал в свои 44 года.

      В 2001 году Альхалил купил дом на Гран-Канарии и несколько лет кряду наслаждался пляжной жизнью: «Я был профессиональным волейболистом, я купался, катался на велике, бегал. Это все, что я делал. С работой я завязал».  Но в 2005 году казалось бы раз и навсегда заведенный распорядок жизни рухнул. На пороге его дома появилась знакомая из Вьетнама с самыми серьезными намерениями. В общей сложности она приезжала к нему пять раз. «Она была настойчива, как черт. Всякий раз, когда она приезжала, она жила у меня по месяцу. И наконец я сдался», – рассказывает Байнбайн Forbes. Женщина настаивала на том, чтобы Альхалил познакомился с ее приятелем – cыном китайца и малайки из Сингапура Финьяном Таном. «О’кей, о’кей, – сказал сломленный нешуточным натиском Байнбайн, – послезавтра я буду на юго-западе Франции, и, если твой друг действительно хочет со мной встретиться, я смогу пообедать с ним между восьмью и девятью тридцатью вечера, скажем, в Бордо. И это единственное время, которое у меня свободно в ближайшие 15 лет». Это был, конечно, способ сказать ей «нет, спасибо большое, мне это все неинтересно». Каково же было удивление Альхалила, когда вьетнамка сообщила, что Финьян Тан успеет прилететь из Сингапура в Бордо и встретится с доктором Байнбайном.  Финьян Тан окончил Кембридж, работал в Shell и Goldman Sachs, cлужил заместителем министра торговли и промышленности Сингапура. Перед ним, в частности, стояла задача превратить Сингапур в «Кремниевую долину Азии». Опираясь на свой технологический и финансовый опыт, Финьян впервые попробовал себя в венчурных инвестициях, курируя правительственный фонд объемом в $1 млрд, и понял, что это его стихия. Вскоре он возглавил азиатско-тихоокеанский департамент в Draper Fisher Jurvetson. В 2000 году Финьян вложил $7,5 млн в китайский поисковик Baidu. На тот момент в Baidu работало всего 15 человек, компания вышла на рынок месяцев девять назад и никого особенно не возбуждала. В отличие от многих венчурных инвесторов Финьян Тан не был склонен охотиться в стае. И тогда, и сейчас он предпочитает полагаться на собственную интуицию и рисковать. «Я пришел, увидел, мне понравилось, я взял», – вспоминает Тан, как приобрел 25% Baidu. К моменту выхода Baidu на NASDAQ в 2005 году эта доля оценивалась в $500 млн. Кстати, доля самого основателя Baidu, китайского миллиардера Робина Ли была ниже и составляла только 22%. Сегодня рыночная стоимость компании составляет более $60 млрд.