Леди не движется. Олег Дивов

что именно через пару минут будет в новостных лентах, – сказал Йен.

      – Вряд ли они предполагают, что мы едем в морг. Это ведь так скучно.

      – Да уж, – согласился он. – Вы действительно служите в разведке?

      Я промолчала.

      – Не беспокойтесь, это оперативная машина, она глядит по сторонам, но не внутрь. Здесь нет прослушки в салоне.

      Я усмехнулась и выразительно постучала ногтем по своему чипу.

      – А-а, – протянул Йен. Отвернулся к окну, с тоской сказал: – Значит, действительно дело худо. Если к расследованию подключились разведслужбы… Или вы только по внешней?.. Как это у вас называется – спецразведка?..

      – Я кадровый офицер. А в Военном Университете учат на совесть.

      – Понимаю.

      Он расстроился, потому что при первой встрече принял меня за копа.

      – Но в полиции вы на самом деле служили?

      – Йен, – я рассмеялась, – если бы у тебя были знакомые на Большом Йорке, я бы предложила тебе узнать у них. Думаю, тебе о-очень много про меня рассказали бы. Я служила. И более того – не по приказу. Полиция, на мой взгляд, самая человечная из правоохранных структур государства. Ведь мы защищаем всех разумных, граждан и неграждан, людей и инородцев, в их доме. Именно мы, и никто другой, обеспечиваем личное право разумного на спокойную жизнь.

      – Да, – с коротким вздохом согласился Йен. – Вы правы. А где вам больше нравится работать?

      – Сложный вопрос. Я бы сказала, что в полиции, но к инквизиторам куда чаще обращаются в случае киднеппинга. Знаешь, почему мне нравятся такие дела? Потому что всегда есть возможность под шумок врезать киднепперу по яйцам. Это моя персональная месть им, месть женщины. Ну и… честно говоря, при киднеппинге у инквизитора больше шансов вернуть детей живыми.

      – Это да. Самое главное, вы не обязаны информировать прессу. Так называемые журналисты не понимают, что их ведь читают и преступники, и наша уклончивость объясняется тем, что мы не хотим выдавать свои планы.

      – Вам пришлось сегодня выступать?

      – Да, – Йен поморщился. – Зря они так. Даже без сведений… Преступники очень любят, когда про них пишут. Они упиваются славой, а должны сидеть в тюрьме.

      Хороший мальчик. Не зря он Августу понравился.

* * *

      Полицейский морг – самое грустное место в любом городе. Сюда привозят людей, ушедших из жизни наиболее унизительным образом – насильственно. И кажется, будто этот светло-серый цвет стен выбран нарочно, чтобы подчеркнуть уныние и безнадежность случившегося.

      Мы отметились у дежурной, которая сказала, что патологоанатом Моррис на месте и практически закончил работу над телом оркушки. Мы спустились на четвертый подземный этаж, где располагался главный зал, натянули на себя одноразовые стерильные комплекты, и Йен распахнул передо мной дверь.

      С доктором Моррисом я водила шапочное знакомство, однако весьма уважала его за профессиональные качества. Он имел славу психопата, хотя как по мне, был заурядным шизоидом – нелюдимым, эксцентричным, но неспособным обидеть любое