Лебяжье ущелье. Наталия Ломовская

Но, может быть, веселая речка, похожая на русоволосую деревенскую девчонку в тельняшке, могла бы стать для Ганны подругой? Может, в струящихся жгутах синей воды, склоняющих к золотистому дну темно-зеленые стебли, впору было бы почувствовать Ганне умиротворение и радость? Ведь тут и вспыхивающее на свету июльского полдня восторженное купание, и отражения белокаменных кучевых облаков, и жар прокаленного солнцем песочка, и загадочные силуэты оранжевоперых рыб, на мгновение, как чудо, появлявшихся на грани темной глуби и просветленной мели… Как бы не так. Речная стихия тоже не смогла взять в свой прохладный полон городскую девочку, особенно боящуюся бездонного омута, где, случалось, тонули люди.

      Да, в деревне нравилось всем, кроме Ганны. Ее тошнило от парного молока, она не умела видеть грибы и до ужаса боялась мышей, которых в старом доме было великое множество. Бывало, лежала на кровати в просторной горнице и видела, как мышь бежит наискосок прямо по стене, оклеенной старыми газетами.

      Б-р-р-р… Ганна ненавидела рыбалку, ее передергивало, когда отец выкручивал из глотки бьющейся серебристой плотвички крючок с белесыми лохмотьями червя… Так что все знали, что Ганна не любит деревню, и поэтому никто особенно не удивился, когда она вдруг заявила:

      – Я не поеду.

      – Да как же? – развела руками мать. – Что ж, одна, что ли, останешься?

      – Одна, – стояла на своем Ганна. – Мне почти шестнадцать. Я умею готовить. Я никогда не забываю выключить газ и воду.

      – Да ведь свежий воздух!

      – Свежим воздухом я еще надышусь, – сказала Ганна, сама с удивлением прислушиваясь к звукам своего голоса, такого спокойного, по-взрослому уверенного. – Надышусь, когда поеду со школой в колхоз. У нас отработка в августе, ты забыла? А пока хочу отдохнуть.

      – Да что ж ты будешь делать?

      – Читать, телевизор смотреть, – пожала плечами Ганна. – Спать. Вязать. Паспорт нужно будет сходить получить…

      – Во, и день рожденья у тебя как раз, как же ты… – пробормотала мать, уже сдаваясь. Ганна терпеливо смотрела на нее – неужели матери кажется, что ей охота отмечать свой шестнадцатый день рождения в кругу любящей семьи?

      – Я девчонок приглашу, ну мам, ну можно? Испеку торт, куплю ситро, мы тихо будем сидеть, и уберем потом все.

      – А и в самом деле, – вмешался отец. – Пусть приучается к самостоятельности. Да и потом, Ивановка не за сто верст. Захочет, приедет. А то и я ее навещу, присмотрю, чтоб все в порядке было…

      И подмигнул дочери. Он понимал ее, или ему казалось, что понимал.

      И она подмигнула в ответ. Все оказалось проще, чем она думала.

* * *

      Ганна плакала, и ей казалось, что слезы эти никогда не кончатся, не иссякнут, откуда только в человеке может быть столько слез? Все так хорошо начиналось… Она первый раз в жизни сама испекла торт, целый день с ним возилась, нарезала салатов, пригласила девчонок. Вадим, правда, был на работе, но обещал