ЮРИЙ ГАЛЬЦЕВ. ЭФФЕКТ РЕДЬКИНА. Записала Наталья Черных

был не дурак. – Да я тебя сейчас! – он схватил отца за грудки большими ручищами. Поняв, что пахнет жареным, батя стянул с головы парик и закричал на весь рынок: – Вовка, это ж я! Когда друг его узнал, свалился прямо на мешок и забился в истерике от смеха. Отец упал рядом и тоже хохотал как ненормальный. Так они и катались по картошке, а очередь гоготала над ними. Эта картина тоже стоит у ме ня перед глазами, будто все случилось вчера. Именно в тот день мы выручили пятьдесят рублей, на которые купили «Сонату». Снова картинка, нежная и трогательная. Баба Настя. Я открываю дверь в небольшую баню, что рядом с домом в Ключиках. Она сидит у окошка в своей белой полотняной рубашечке и рас чесывает седые волосы. На шее – латунный крестик. Ноги бабушки в тазу, папа на корточках моет их и подстригает ногти. Бабушку отец очень любил. До самозабвения. Он никогда не говорил «мать», только «мама» и «мамочка», хотя мужчиной был горячим, мог от души послать на три буквы, постоять за себя, защитить слабого. Неважно, сколько противников – пять, шесть… Сейчас про таких говорят «безбашенный». Но при бабе Насте он становился смирным как ягненок. Бабушка была набожной женщиной, знала много молитв, но писала и читала с трудом, а дед Афанасий Зиновьевич владел двумя языками и учился в Берлине. В 1947 году его расстреляли в Джезказгане как классового врага. Я никогда  не видел деда и помню лишь, как баба Настя о нем рассказывала.