Видимая невидимая живопись. Книги на картинах. Ю. В. Щербинина

Дюрер. Безумный библиоман, 1494, ксилография

      Смерть библиофага, гравюра из книги Иоганна Музеуса «Видения смерти в манере Гольбейна», 1785

      Колыбелью коллекционирования книг традиционно считали Германию, так что «Книжный червь» логически встраивается, с одной стороны, в галерею антикваров кисти самого Шпицвега, с другой – в ряд гротескных изображений библиоманов. Вспомнить хотя бы хрестоматийную иллюстрацию Альбрехта Дюрера к дидактической поэме Себастьяна Бранта «Корабль дураков» или графическую сатиру из сборника Иоганна Музеуса «Видения смерти в манере Гольбейна». У Дюрера сумасшедший книгочей в шутовском колпаке и громадных очках потрясает метелочкой для чистки книг, будто священной хоругвью. Музеус пародирует ученого Иоганна Рудольфа Шелленберга, сокрушенного тяжестью собственных книг. Персонаж Шпицвега, опасно балансирующий на библиотечной лесенке, вовсе не застрахован от подобной участи.

      На корабле, как посужу,

      Недаром первым я сижу.

      Скажите: «Ганс-дурак», – и вмиг

      Вам скажут: «А! Любитель книг!» —

      Хоть в них не смыслю ни аза,

      Пускаю людям пыль в глаза.

      Коль спросят: «Тема вам знакома?» —

      Скажу: «Пороюсь в книгах дома».

      Я взыскан тем уже судьбой,

      Что вижу книги пред собой. <…>

      Я книги много лет коплю,

      Читать, однако, не люблю:

      Мозги наукой засорять —

      Здоровье попусту терять…

Себастьян Брант «Корабль дураков», 1494 (пер. В. Микушевича)

      Стоит ли сильно влюбляться в книги? Можно ли положить свою жизнь на алтарь библиотеки? Когда библиофилия переходит в библиоманию? Впрочем, книжный народец Шпицвега не задается подобными вопросами. А сам художник не выбирает между умилением и раздражением в отношении к своим персонажам – просто симпатизирует им. Не забывая, однако, что ироническое прозвище «книжный червь» (нем. Der Bücherwurm, англ. bookworm) все же происходит от слова «библиофаг» (греч. phagein – пожирать). Подлинное книголюбие и бездумное книгоглотательство различаются так же, как гурманство и обжорство. Но отличить одно от другого на практике бывает непросто, поэтому Шпицвег слегка подшучивает над своими чудаковатыми книжниками.

III

      Книголюбы Шпицвега искренни в своих помыслах, бесхитростны в бытовых привычках и верны тайным пристрастиям. Вот молодой человек с лирическим томиком в руках стыдливо подглядывает за парой влюбленных, делая вид, будто нюхает розы. А вот еще один юноша подает знаки служанке, занятой чтением вслух хозяйке. Книга – полноправный участник этих незатейливых сценок: она спутник, свидетель, соглядатай. Видимое невидимое. Не стремясь к топографической точности, художник запросто перемещает жителей и здания родного Мюнхена на уютные итальянские улочки или в колоритный испанский антураж – так что образ книголюба обретает типические черты.

      Еще одна известная картина, «Запретный путь», заставляет вспомнить этимологию слова «рутина»: от французского