Степан (сборник). Владимир Дэс

молодой охотник опять увидит спокойные женские сны, Господь еще более успокоил и усыпил спящего и уже безбоязненно стал осматривать свое создание.

      Да, тело Адамита было немного странноватым как для мужчины, так и для женщины.

      Волосяной покров был расположен неравномерно. На животе есть, на груди нет.

      Мускулы сильно развиты, но кисти рук и ступни маленькие и нежные. Плечи широкие, но зад еще шире.

      Стал простукивать и прощупывать свое создание. Может, и внутри чего напутал.

      Так, сердце на месте. Печень, почки, легкие… И вдруг его руки, скользнув по грудной клетке, вздрогнули. Что за дела? В скелете рудной клетки слева оказалось л: ишнее ребро. Зачем? Теперь и это исправлять надо? Да, наверное все-таки придется уничтожать Адамита, как это ни тяжело. Если бы не лишнее ребро, может, и не стал бы этого делать.

      И когда он уже начал готовиться к уничтожению Адамита, его словно прострелило: «А может, уничтожить только одно ребро, а заодно с этим ребром вытащить из Адамита все женское, оставив в нем только мужское начало».

      Господь вытащил ребро и, дунув на него, создал женщину, а Адамит стал Адамом с бородой, усами, узким задом и сильными, широкими плечами.

      Так вместо Адамита появился Адам.

      «А из ребра появилась Ева?», – спросите вы.

      Нет, не Ева. Ева тоже была второй после…

      Но это уже другая история.

      Забвение

      Для нас, великих – я имею в виду живых классиков, – страшны не хула и не беспричинная хвала, а забвение.

      Вот меня, к примеру, забыли.

      А ведь я…

      Впрочем, лучше по порядку.

      Зададим себе пару простых вопросов: «Почему помнят великих? И в чем их величие?»

      Возьмем, к примеру, хоть Пушкина: ну что мы помним из его великого?

      «Я помню чудное мгновенье…»

      «Итак, она звалась Татьяной…» Ну, и что он памятник воздвиг себе. И все, в общем-то.

      Несколько строк – и ты уже сопричастен Вечности.

      А Лермонтов? У того вообще помнят не строчки, а отдельные слова: «Мцыри», «Бела», «Печорин» – несколько слов, а ведь помним, чтим и цитируем.

      Так у Лермонтова хоть слова, а у Тургенева всего-то навсего лишь две буквы повторяющиеся: «Му» и еще раз «му». И готово – тоже классик, тоже вечен.

      И все его помнят.

      Кто хвалит, кто ругает.

      Но помнят.

      А меня, можно сказать, цитируют и устно, и письменно с утра до вечера, но все-таки забыли… Хотя сказано, – а затем написано мною, – в отличие от некоторых, целое предложение.

      Чем я хуже их, этих самых?!

      Мне Зоя, жена моя, говорит, что умнее меня вообще никого нет.

      Взять, например, какую-нибудь компанию.

      Там все и до первой, а особенно после нее, наперебой начинают ученость свою показывать, ум, так сказать, свой обнажать, а я – нет.

      Я сижу и молчу.

      Долго молчу.

      А потом как скажу что-нибудь умное, так все прямо и ахают, а Зоя, жена моя, та от счастья, что я у нее такой гениальный, даже в обморок падает.

      Вот, например, были недавно в гостях у одного проходимца.

      Стол