Обладать и принадлежать. Рената Литвинова

порвать фотографию, но она не рвалась. Он отшвырнул ее. Тогда девушки подобрали и посмотрели, что вышло.

      – Какие страшные, – сказала Алиса.

      – Какие есть, – сказал Андрей Андреевич, о чем-то задумавшись. – Небось хотите посмотреть, что там по этому телевизору показывают?

      – Нет, нет, – быстро ответила Маша.

      – И ваших ***дских газет я тоже не читаю, – добавил он агрессивно.

      Девушки молчали.

      – Может быть, выпьем? – опять предложила Алиса. Маша молчала и как-то героически курила.

      Выпили.

      – Как это ты при папе не стесняешься курить? – начала уже полутрезвая Алиса. – И вы ей не запрещаете?

      На вопрос никто не ответил.

      – Вот что, – сказал папа, – будем фотографироваться, но не в таком виде. Ваш вид меня не устраивает.

      – Я голая фотографироваться не буду, – поспешно ответила Маша.

      – Как с вами скучно. А так на вас пленку тратить жалко.

      – А что вы такой жадный? – сказала ему Алиса. – Надо скрывать эту черту характера, если она так присутствует.

      – Нет, я не жадный, но когда жадничают по отношению ко мне, мне тоже неинтересно.

      – Ну ни фига себе! – ответила Алиса в восхищении от Андрея Андреевича. – Ну у вас и ответики! Надо придумать для вас побольше вопросов.

      – Валяй, – согласился он, добрея.

      В таком духе они проговорили до полуночи.

      Они обсудили много тем: что такое для каждого значат любовь, красота, даже затронули смысл жизни, вопросы литературы, музыки и живописи. Андрей Андреевич поставил на полную громкость несколько дисков своих любимых композиторов, но среди классики девушкам пришлось три раза подряд прослушать песню семидесятых годов «Красная стрела» в исполнении Софии Ротару. Это было тяжелое испытание, но Андрею Андреевичу нравилась одна фраза из припева. После третьего раза путем мимики и жестов, до того орала музыка, что нельзя было услышать друг друга, Алиса попросила остановить. Маша перечить боялась – у нее уже был кое-какой опыт, которого не имела ее подруга. Когда Андрей Андреевич понял, что Алисе не нравится, он с размаху разбил пластинку об пол вдребезги.

      – Что-то в этом есть… – задумчиво проговорила тогда Алиса.

      Потом он провел, как сам выразился, тест, нравится ли девушкам его «Обнаженная» на картине. В завершение повел их в дальнюю, почти тайную комнату, где у него стояла ОНА! Кровать для женщины его жизни, которую он скоро встретит и на которой он будет ее ласкать!

      Девушки были потрясены. Под балдахином лежала большая перина, похожая размером на целый плацдарм. Но поражало другое – вся она была обтянута черным-пречерным бархатом.

      – Почему она такая черная, эта ваша кровать? – спросила Алиса.

      Андрей Андреевич выключил свет, зажег три свечи в старом подсвечнике и занес его над постелью.

      – И представляете, – сказал он торжественно пропитым голосом, – если сюда положить красавицу со сверкающей белоснежной кожей?!!

      Все помолчали, а ушли с почтением.