За порогом боли. Дмитрий Грунюшкин

сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, выходя из «боевого» состояния и, сопровождаемый одобрительным гулом и уже вполне дружескими хлопками по спине, прошел к столу.

      – Где это ты так натаскался? – спросил парень, показавшийся Максу знакомым.

      – Было время поучиться, – ответил Макс. – Мы где-то виделись?

      – На вокзале.

      Макс моментально вспомнил. Это был именно тот парень в плаще, который спас Макса от пули лейтенанта ОМОНовца.

      – А-а! Я твой должник.

      – Брось.

      Касым, потирая ссадину на подбородке, сел напротив, протянул руку и примирительно лроворчал:

      – Неплохо стучишь. Жаль, что ты писатель.

      – Я не писатель, я – репортер. Не штабник, а, скорее, разведчик, – сказал Макс, пожимая руку.

      – Кто завструей? – громко спросил Грек. – Не теряйся.

      Касым открыл вторую бутылку и, разлив, провозгласил:

      – За мир.

      Макс шумно выдохнул, унимая сердцебиение, и опрокинул в рот стакан. Теплая водка мягко скользнула в горло, обволакивая внутреннюю поверхность рта. Макс прижал кулак к носу, сбивая запах и противный вкус. На глазах выступили слезы. Касым протянул Максу огурец, в который тот, с наслаждением, вонзил зубы.

      Через пару минут ничего не евший целый день Макс почувствовал, что пьянеет. Четкость восприятия снизилась, веки потяжелели, развязался язык. Максу казалось, что он уже сто лет знаком с этой, еще недавно враждебной, компанией.

      Вокруг шли разговоры, распавшиеся на отдельные приватные беседы. Макс прислушался.

      – Балай с «Гордеевцами» схлестнулся. Завалил двоих прямо на улице. Сержант обещал уладить, но мне все равно не нравится. Опять разборки пойдут, – говорил верзила, принесший картошку.

      – Не впервой. Если что, «гордеевцам» придется хреново, – отозвался хрупкий парень с «Красной звездой» на десантной куртке.

      – Это конечно. Да только после последней разборки с «леваками» мы двоих схоронили, а Митяй на коляске ездит. Да-а, знаю, – он нетерпеливо взмахнул рукой, увидев что хрупкий хочет что-то сказать. – «Леваков» стерли с лица земли, но парням от этого не легче. И, потом, «леваки» – это сопли-одиночки, а за Гордеем – Крест. Тут будет трудно.

      – Да надо вообще всю «братву» перестрелять к …матери. Чего Сержант тянет, мы же для этого и собрались. Серег, я что, не прав?

      – Ишь ты, стрелок, – невесело усмехнулся Грек. – Если их всех перестрелять, в городе не останется никого младше тридцати-тридцати пяти. Здесь же все повязано. Менты с зэками бухают. Сын прокурора трясет сына директора филармонии, а их отцы, между прочим, одноклассники. Слишком маленький город. Мы собрались, чтобы эту мразь удерживать хоть как-то, наказывать их и другую сволочь, – Грек помолчал. – А от нечисти наш город может излечить только время. А может и не излечить.

      – По пять грамм? – вдруг рявкнул кто-то с другого конца стола.

      – Дели, Касым.

      – Третий, –