Чучело. Владимир Железников

ним.

      – А ты не сердись на меня… Ладно? – попросила она. – Не сердись. Просто я какая-то чумовая. Всегда что-нибудь не то делаю. – Ленка заглянула Николаю Николаевичу в глаза. – Ты простил меня? Простил?..

      – Ничего я не простил, – сердито ответил Николай Николаевич.

      – Нет, простил, простил! Я вижу по глазам, – обрадовалась она. – Я… увлеклась…

      – Ничего себе «увлеклась», – ответил Николай Николаевич. – Родному деду чуть голову не снесла.

      – А вот и неправда, – сказала Ленка.

      Ее лицо вдруг так необыкновенно преобразилось, что Николай Николаевич тоже улыбнулся. Оно стало открытым и радостным, рот растянулся до ушей, щеки округлились.

      – Я же мимо бросала!

      И вдруг лицо ее снова изменилось, стало каким-то отчаянным.

      – Только не перебивай меня. Ладно? А то я сорвусь и не смогу рассказать. А так я тебе все-все расскажу, всю правду, без хитрости.

      – Хорошо, – обрадовался Николай Николаевич. – Ты успокойся и рассказывай… не спеша, подробно, так легче.

      – Еще раз перебьешь – уйду! – Губы у Ленки подтянулись и глаза сузились. – Я теперь не то что раньше. Я – решительная. – И она начала рассказывать.

      Глава пятая

      – Когда я пришла в школу первый раз, то Маргарита, наша классная, позвала в учительскую Рыжего и велела ему отвести меня в класс. Мы шли с Рыжим по коридору, и я всю дорогу хотела с ним подружиться: перехватывала его взгляд и улыбалась ему. А он в ответ давился от хохота.

      Конечно, у меня ведь дурацкая улыбка – до самых ушей. Поэтому и уши я тогда прятала под волосами.

      Когда мы подошли к классу, Рыжий не выдержал, сорвался вперед, влетел в дверь и заорал:

      «Ребята! У нас такая новенькая!..» – и зашелся хохотом.

      Ну, после этого я застыла на месте. Можно сказать, одеревенела. Со мной так часто бывало.

      Рыжий вылетел обратно, схватил меня за руку, втащил в класс и снова загоготал. И каждый на его месте сделал бы то же самое.

      Может, я на его месте вообще умерла бы от хохота. Никто ведь не виноват, что я такая нескладная. Я и на Рыжего не обиделась и даже была ему благодарна, что он втащил меня.

      Правда, как назло, я зацепилась ногой за дверь, врезалась в Рыжего, и мы оба рухнули на пол. Платье у меня задралось, портфель вылетел из рук.

      Все, кто был в классе, окружили меня и с восторгом рассматривали. А я встала, и улыбочка снова растянула мой рот – не могу, когда меня в упор разглядывают.

      Валька закричал:

      «Рот до ушей, хоть завязочки пришей!»

      Васильев засунул пальцы в рот, растянул губы, корчил страшные рожи и кричал:

      «Я тоже так могу! У меня тоже рот до ушей, хоть завязочки пришей».

      А Лохматый, давясь от смеха, спросил:

      «Ты чья такая?»

      «Бессольцева я… Лена». И я снова по-дурацки улыбнулась.

      Рыжий в восторге закричал:

      «Ребята!.. Это