Когда устанет даже смерть. Александр и Евгения Гедеон

глядя на приближающиеся ракеты, жалел бы лишь о том, что разгерметизация не убила и репликантов.

      Спать больше не хотелось. Одевшись, сержант вышел на улицу – посидеть в курилке, надеясь, что свежий воздух развеет воспоминания о нелепом сне.

      Несмотря на глубокую ночь, в курилке над шахматной доской сидели Стилет и Блайз. Очередное нарушение, казавшееся Чимбику немыслимым ещё три месяца назад. Сейчас сержант плевать хотел на распорядок.

      Глядя на братьев, Чимбик понял, что ему необходимо побыть рядом с кем-то настоящим и живым. Воспоминания и сны в последнее время приносили лишь странные мысли и смутную тревогу.

      Коротко кивнув, он сел на свободное место и с наслаждением глубоко вдохнул. Пряный идиллийский воздух до сих пор вызывал у Чимбика, да и у остальных репликантов, благоговейный восторг. Все они молча радовались уничтожению Эгиды – это увеличивало шансы на постоянную дислокацию здесь, на Идиллии. Если бы устав позволял ночевать за пределами казармы – репликанты устраивались бы прямо под открытым небом, подальше от осточертевших стен и переборок.

      – Чего не спишь? – поинтересовался Блайз, двигая шахматную фигуру.

      Доску ему подарил Саймон, который получил ей от одного из охраняемых людей. Он же, как подозревал сержант, подкидывал Блайзу и новые книги, выходящие за рамки разрешённого командованием списка

      Поколебавшись, Чимбик всё же решился рассказать о недавнем сне. Если он и готов был поделиться творившимся в душе, то только с Блайзом и Стилетом. И с Эйнджелой. Но вряд ли ему когда-то выпадет шанс сказать ей хоть что-то.

      – Да приснилось странное…

      Братья слушали внимательно, позабыв даже про игру. Когда Чимбик замолчал, они переглянулись, и Стилет осторожно сказал:

      – Мне кажется, дворняги называют это совестью. Мы не должны сожалеть о выполнении приказа. Это сочтут дефектом. Не рассказывай дворнягам. Никому. Особенно группе контроля.

      Блайз согласно кивнул.

      – Яйцеголовые всё хорошее в нас считают дефектом. Цепным монстрам не нужны ни сомнения, ни сожаления, ни совесть.

      – Сам додумался, или Ри подсказала? – с интересом посмотрел на него сержант.

      – Ри, – широко ухмыльнулся Блайз. – Я тогда ни о чём не сожалел.

      – А сейчас? – спросил Чимбик.

      – Только о том, что её нет рядом.

      От казармы к курилке двинулась ещё одна фигура со стаканом сока в единственной уцелевшей руке.

      – Чего не спите? – спросил Брауни, подойдя.

      Его выписали сразу, как только врачи признали раненого ограниченно годным к выполнению служебных обязанностей. Пока не был готов протез, однорукий репликант дежурил по казарме или ходил в наряд по штабу посыльным: атавизм, сохранившийся в армии на случай отказа средств связи.

      – А ты? – ответил вопросом на вопрос Чимбик.

      – Я в госпитале на год вперёд выспался, – Брауни несколько неуклюже сел на лавочку.

      Выглядел он не очень весело.

      – Ты