Хроника Рая. Дмитрий Раскин

иль в новый сплав все это слей – мне все равно. А почему все это так? Когда подпишешь, может, разгадаешь.

      П.: Допустим, ну а дальше?

      Д.: Разве мало?

      П.: Скорее много. Я столько даже не просил. Все остальное – следствие и частность… Но все-таки, что дальше?

      Д.: Я мог бы выдвинуть условие и запретить, ну, например, любовь. Но это было б, согласись, жестоко, а я вполне гуманный черт (в сторону: а что касается любви… ну не дано тебе и так, зачем же запрещать).

      П.: Но даже если после смерти пустота.

      Д.: Но мучает она тебя при жизни.

      П.: Скажи, зачем тебе моя душа, раз ада нет?!

      Д.: Так ты согласен?

      П.: Я не могу.

      Д.: Но можешь ли сказать, что ты не хочешь?

      П.: Теперь, наверно, да. Понимаешь, это моя неудача. И мерка эта тоже моя.

      Д.: Я предлагаю творчество, свободу. Причем твою свободу. Твой дар (усилен мной стократно), помноженный на глубину страдания, создаст мне неподвластное. А Небо… в последний самый миг, за все усилия, страдания твои тебя мне не отдаст (ты это знаешь). Расторгнуть вправе договор небесный арбитраж.

      П.: Я не хочу, а так – тем более.

      Д.: Ну, это, брат, гордыня, что подтверждает – мой ты, мой. И в этот простенький силок ты, видишь сам, что угодил легко. (Меняя тон.)Я понимаю, ты считаешь, что не оттуда, дескать, благо, не из того источника. А может, так и надо, когда оно доподлинно?!

      П.: Я этого не знаю. И не дано узнать. Я не хочу, но в полноте не-знания.

      Д.: Ты думаешь переупрямить Мироздание? Ах, если бы отбрыкивался только от меня (действительно, что я?). Но твой отказ от диалектики Добра и Зла.

      П.: Мне кажется, что я своим отказом как раз ее осуществляю. Пусть это все, конечно, так… детали, пустяки конечно…

      Д.: Себя считаешь вправе переступить через бытие в его неисчерпаемости? Неужто так ты дорожишь своей душой опустошенной?

      П.: За диалектику я, знаешь ли, спокоен и за Добро со Злом. И даже за Добро. От Вечности, наверно, тоже не убудет. Хотя и не прибавится.

      Д.: Ты, кажется, и вправду возомнил освободить свободу?

      П.: Вряд ли. Я, в общем-то, не понимаю этих слов. Я только принимаю (куда ж деваться) все то, что для меня в свободе непосильно, все то, что не доступно для меня в Добре и Зле и в Вечности, в Бытии – но лишь как частность, часть, в пределах части, вне всяческих условий, вне пустячка победы, не-победы. Ты здесь не нужен.

      Д.: Ты говоришь «как часть»? Прекрасно. Вот только Целого и нет. И не было и нет.

      П.: Это вряд ли изменит что. Хотя, конечно, если это правда – жаль. (Я мог бы здесь, наверно, спрятаться в непостижимость, прикрыться ею.) Часть Целого, которого и нет?.. Здесь что-то, что не больше, не выше пусть, наверно, глубже силы… и шанс для «части».

      Д.: А знаешь, что все это? Что бы ты увидел, если б только мог?

      П.: Ничто.

      Д.: А это вотчина как раз моя, по статусу.

      П.: В нем всё… и уж тем более в нем хватит места всем… Вне примирения, над примирением, единством, пониманием.

      Д.: Над Истиной и Смыслом (скажи уж до конца). Вне счастья и надежды.

      П.: Но это