Стая. Виктор Точинов

Вернее, не одна… Но это еще хуже…

      А дождь всю оставшуюся жизнь будет барабанить в окно – до того самого момента, когда она перестанет обманывать себя, перестанет на что-то надеяться, достанет пистолет, и…

      Она достала пистолет.

      Достала, хотя раньше предпочитала не притрагиваться без нужды к смертоносной игрушке. Знала, как обращаться, – Руслан настоял и научил – но не брала лишний раз в руки.

      Теперь взяла.

      Кто сказал, что оружие в руке придает уверенность? Может, кому-то и придает… Наташа же ощутила лишь болезненное любопытство: если заглянуть в дуло, будет ли виден металлический блеск пули?

      Ничего… Бездонная чернота. Бездонная… Можно падать, и падать, и падать… Интересно, если нажать сейчас большим пальцем на спуск, успеет она увидеть ослепительную вспышку? Успеет понять, что происходит? Успеет почувствовать боль?

      Из соседней комнатушки донесся стон, больше похожий на приглушенное рычание. Она вскочила, отложила пистолет, поспешила туда…

      Одеяло сброшено на пол. Тело обнажено – тело, все еще похожее на человеческое… Встречаются, наверное, и такие люди – облепленные переразвитыми мускулами, с сильно выступающими челюстями…

      Существо, не так давно звавшееся Андреем Николаевичем Ростовцевым, зашевелилось, вновь издало не то стон, не то рычание. Наташа торопливо взяла шприц-тюбик, лежавший на колченогой тумбочке, сдернула колпачок с иглы…

      На бугрящейся мышцами руке должны бы были виднеться следы бесчисленных инъекций – но не виднелся ни один. Раны – и не только такие незначительные – заживали у существа необычайно быстро.

      Укол подействовал почти мгновенно: тело вновь вытянулось неподвижно, стоны смолкли, слышалось лишь тяжелое ровное дыхание.

      «Видит ли оно сны?» – подумала Наташа, даже в мыслях она не могла назвать это Андреем.

      Вполне возможно, что видит, – жуткие сны, кровавые…

      А ведь она любила это – совсем недавно… Смерть любимого, наверное, пережить легче. Потому что понимаешь: того, кто был тебе дорог, уже нет. Он остался лишь в твоей памяти. В могилу или в печь крематория отправляется не он – груда мертвой органики. Больно и страшно, однако пережить можно. Но вот так… Андрей не умер, лежит перед ней, дышит… Только он уже не Андрей. Нечто чужое и чуждое, даже внешне едва похожее… Нечто, лишь бесчисленными инъекциями удерживаемое на самой грани превращения в дикого, опасного для окружающих зверя… Нечто, в редкие минуты бодрствования желающее лишь одного: жрать, жрать, жрать…

      Она подняла с пола одеяло, вновь прикрыла существо… Вернулась в другую комнатку. Пистолет лежал на столе – тяжелый, матово поблескивающий. Манил…

      Если Руслан не вернется… Если он не вернется…

      Стук в дверь. Знакомый, условный…

      Она замерла, не в силах поверить.

      Потом метнулась к двери – и через несколько секунд уже рыдала на груди у Руслана… Говорила быстро, сбивчиво, перемежая речь всхлипываниями: о том, как она уже его похоронила, и о том, какие страшные мысли приходили ей при виде пистолета,