Зыбкие осколки. Артём Александрович Нахапетов

онечные сны, много большие, чем он сам. Это были сны о новых мирах, о вселенных с мириадами звезд и планет, с черными дырами и галактиками; но в то же время ему снились и мельчайшие пылинки на морском побережье, легкое дуновение ветра в полуденную жару, колыхание янтарных колосьев, первые капли дождя, горы и бирюзовый блеск океанов…

      Это были прекрасные сны, и благодаря нескончаемой работе нейронов в его голове эти миры действительно существовали. Они жили своей жизнью, населенные абсолютно разными созданиями. Они рождались и умирали. Когда он улыбался во сне – миры процветали и росли, когда плакал – миры обращались в пепел и прах…

      А однажды он проснулся. Над ним стояла медсестра в белом халате и гладила его лоб, и говорила что-то про кому, про его небывалое везение… А он пытался вспомнить… Вспомнить… Что же ему снилось… Но он не мог, потому что ЭТО было намного больше и бесконечнее чем он.

      Но этого больше не было. Все выдуманные им миры погибли.

      Так молитесь, чтобы тот, кто снит нас с вами, как можно дольше не просыпался. Чтобы никогда не просыпался.

      Осколок II. Живой мертвый город.

      Кашалот проплывал над облаками сизо-сиреневого цвета, уходящего там, куда не доставал багрянец закатного солнца, в фиолетовую черноту. Город, раскинувшийся на спине гигантского млекопитающего, высился сотнями остроконечных башен, блестел тысячами окон, пестрел соборами и садами. Особенно великолепны были эти сады весной, когда кашалот проплывал над южными морями. Сейчас, однако, была ранняя осень, и сады медленно, но верно меняли свою роскошную зелень и пышный цвет на желто-красную палитру, яркую, но несущую в своем великолепии ясный отпечаток грусти и забвения. Впрочем, это лишь подчеркивало общую картину запустения, царившую в покинутом городе на спине безумного кита.

      Одноместный летучий скат вынырнул из клубящейся тучи чуть правее хвоста кита и устремился к его правому плавнику, на котором располагался небольшой аэропорт. На фоне громадного млекопитающего маленький блестящий скат казался не более чем искрой, бликом.

      Проплывая между заброшенными многоэтажными зданиями, скат озарял их яркими электрическими вспышками, исходившими от его хвоста. Пилот сделал несколько кругов вокруг посадочной площадки, выбирая место получше среди обломков и скелетов летательных агрегатов, и, наконец, посадил летательную рыбу рядом со входом в здание терминала аэропорта, по своей архитектуре больше напоминавшего готический собор или что-то в этом духе.

      Когда колыхание тела ската замерло, и сполохи его хвоста стали бить реже, крышка стеклянного купола кабины, вживленной в тело рыбы, отъехала в сторону. На бетонное покрытие посадочной полосы, подняв облачко пыли, спрыгнул пилот – высокий, плотного телосложения, с ног до головы упакованный в темно-серую эластичную пластинчатую броню. Поверх доспехов было намотано множество складок красной и охристой ткани со сложным флорическим рисунком. Из всего его обличия можно было предположить, что путешественник (или кем бы ни был на самом деле неожиданный гость заброшенного города) являлся представителем древнего клана хашашинов, наемных убийц высочайшего уровня. Случайный наблюдатель, если бы тут таковой мог бы найтись, определенно удивился бы – хашашины исчезли из поля зрения общественности многие сотни лет назад, и любые следы их существования были тщательно стерты; тем более удивительным было присутствие живого наемника в таком необычном месте, где и убивать-то некого было – все здесь уже давно сами умерли от эпидемии.

      Как бы там ни было, сам наемник прекрасно знал цель своего присутствия в летучем городе. Немного поводив головой в стороны, будто принюхиваясь, он уверенно зашагал в сторону вздымавшихся вдалеке и в вышине города и бока кита, переступая через кучи раскрошенных камней и обходя крупные обломки башен. Шел он достаточно долго, и когда добрался до колышущегося китовьего тела, ореол долгого заката уже догорал где-то высоко над его головой, над остроконечными шпилями города.

      К отвесному боку кашалота была пристроена хлипкая деревянная лестница, явно новодел, возведенный на скорую руку мародерами. Хашашин задрал голову, оценивая масштабы предстоящего восхождения, затем угрюмо вздохнул и начал рискованный подъем. Начиная с высоты метров двухсот лестницу начало нещадно раскачивать – встречным потоком воздуха, в такт изгибам кита, от малейшего движения самого наемника. До вершины подъема, нижней смотровой площадки города, оставалась еще где-то сотня метров, когда ненадежная конструкция протяжно заскрипела и начала рассыпаться. Деревянные обломки посыпались вниз, после долгого полета разбивались о бетон плавника или, сносимые ветром, улетали в бесконечно долгий полет через облака. Цепляясь хваткими пальцами за неровности и наросты на теле кита, хашашин сумел не сорваться в бездну, но несколько секунд он был на грани. Впрочем, ему было не привыкать – игры со смерти были даже не профессией, а всей его жизнью. Ловко карабкаясь по отвесной стене, он наконец преодолел последние метры и вылез на рубиновую городскую мостовую.

      Несколько минут посидел, привалившись к каменному парапету, переводя дыхание. Затем встал, оправил сложные складки тканей и внимательно осмотрелся. От достаточно