Трое из Леса. Трилогия. Юрий Никитин

пьют теплую кровушку. Тарас в молодости барсов давил, беру хребет ломал, но нежить, сказывают, смахивает на больших жаб, а лягух Тарас боялся и маленьких. У бера шерсть теплая, а у жаб – холодная, склизкая кожа. Даже от махонькой жабы бывают большие бородавки, а чего ждать от нежити?

      Он коротко вздохнул, перевел глаза на волхва. Тот гремел на всю землянку, грозно потрясая жилистыми руками:

      – …все деревянное покрыть резьбой, так и скажи своим! Глину расписать цветами, куда невестки глядят? В дупле ли, землянке – должно быть чисто! Но следи, чтобы мусор не выносили, а жгли в очаге…

      Он сердито умолк. Старик кивает, но глаза далеко. Лицо как печеное в золе яблоко, щурится в улыбке. Домовиком, дескать, нужнее. Возле берегинь – для себя, а домовиком, мол, послужит семье и после смерти, как подобает человеку. Жить, правда, придется похуже, но душа за детей будет покойна. Жароок, старшой, до седин дожил, а вспыхивает как береста. Семенко, середульный, еще крепче – первый кулачный боец, далеко ли до беды? Младшенький, Вырвидуб, был во всем хорош, но погиб на охоте, оставив двоих детей. Внуки вовсе нескладные, особенно старший, Таргитай… Девятнадцать весен минуло, а ему бы все играть на дуде да за девками бегать! Придется домовиком. Будет следить, дабы блюли обычаи пращуров, ухаживали за могилками, поминали в Навий день, помогали родне, соседям, сиротам…

      – Сыновья на охоте? – рявкнул Боромир, грубо вторгаясь в думы.

      – Пошли к Неустроихе… Ее дупло разваливается. Мужики собрались, помогают перебраться в землянку.

      Боромир одобрительно кивнул. Враг давит по одному, но когда люди помогают один другому, отступает, скрежеща зубами!

      – А внуки?

      – Лесуют. Справные охотники.

      – Даже Таргитай?

      Тарас опустил голову, избегая смотреть волхву в глаза.

      – Тоже в лесу.

      – Охотится?

      – Ну… как умеет.

      Боромир едва не выругался, повернулся и ушел как можно быстрее. Лаз в землянку плотно притворил, чтобы не выпускать горячий воздух.

      Землянка Тараса, которую он расширил, отбив у медведя, самая крайняя, дальше Лес, где всегда сыро, мрачно. Земля вздрагивает, когда падают подгнившие великаны, молодняк жадно теснится над покрытыми мхом исполинскими валежинами, вместо неба там переплетенные ветви.

      Деревня стояла в излучине Реки. В сухое время заяц перескакивает, не замочив лап, но сейчас весна, Река бурлит, неся вешние воды, деревья на глазах выпускают молодые веточки, тянутся через Реку, угрожая перешагнуть поток и вернуть себе отвоеванный людьми клок земли.

      Боромир остановился, вперил тяжелый взгляд в темную стену Леса. Жить в Лесу – видеть смерть на носу. Беры, барсы, рыси, а в эту весеннюю пору – страшнее всех лось или тур. Еще в Лесу много болот, где человека и зверя подстерегают холодные лапы упырей.

      Берегинь почти нет, те лишь на берегу, а у болот темная вода постепенно переходит в жидкую грязь, где роится всякая мерзость, потом поверх грязи ложится