Настоящая фантастика – 2013 (сборник). Андрей Дашков

на крыше битые бутылки? И тапки потерял…

      Влад, прихрамывая, добрался до парапета, присел спиной к высоте так, чтобы видеть его лицо.

      Хрен что увидишь. Отрастил косую чёлку, один бледный нос торчит. А высота приличная! Без кабины и штурвала в руках – некомфортно.

      Влад сделал пару осторожных шагов к нему.

      Точно музыку слушает. Вон проводок наушников болтается.

      Ещё пару шагов. Он не обращает на отца никакого внимания. Сидит, ссутулившись, на тыльной стороне ладони пятипалый паук айфона. Достаточно протянуть руку и оттолкнуть от края крыши. Влад медлил.

      Он обернулся сам.

      – Привет! – Влад машет рукой, чувствуя себя придурком. – Я вернулся.

      – Класс, – тихо ответил Егор, вновь обращая лицо к закату.

      Ну, хоть слышит, и то хорошо.

      – Сам бьюсь в кайфе, – пробормотал Влад, подыскивая слова для разговора.

      О чём тут говорить? Оттолкни сына от края, наори, чтобы неповадно было по крышам шляться. Так делают все родители, так сделай ты.

      Влад достал пачку, но руки тряслись.

      – Не поможешь прикурить?

      Тонкие пальцы мальчишки ловко подцепили сигарету, а зажигалка у него оказалась своя.

      – Шорти што, – бледно улыбнулся Влад, плотно сжимая дрожащими губами сигарету, чтобы не упала. – Пятнадцать лет за шурвалом, – он с удовольствием затянулся, – а на крышу попал, и мандраж колотит. Будешь?

      Врал, не врал про мандраж – какая разница. Говори! Говори…

      От сигареты Егор отказался.

      – Извини, – пожал плечами отец. – Просто сейчас многие курят.

      Егор откинул чёлку, снял с правого уха скобу мнемоса.

      – Твой гаджет.

      – Точно, – Влад задумчиво повертел скобу пальцами.

      Это-то тут при чём? Мальчишка боролся со своими переживаниями? Может, он видел, как девчонка прыгала, и хотел избавиться от тяжёлого воспоминания? Что-то не вяжется. Нет, не вяжется.

      Егор снял с руки айфон:

      – Хочешь? Можешь посмотреть. Они сами виноваты.

      Лицо мальчишки оставалось сосредоточенным, серьёзным. Он слушал Игоря Яковлевича, неотрывно глядя на его руки, на потрёпанную книжицу в узловатых пальцах.

      – Как бронзовой золой жаровень,

      Жуками сыплет сонный сад.

      Со мной, с моей свечою вровень

      Миры расцветшие висят, —

      читал старый букинист, прикрыв глаза, читал наизусть, как когда-то в молодости.

      Голос Игоря Яковлевича трепетал. Трепетал не столько от вдохновения, сколько от гнева, от злости на это черноголовое пугало, стоящее перед ним. Бездушное пугало! Что он может понимать в стихах Пастернака? Что он вообще может понять в стихах? Уродец, обвешенный новомодными побрякушками. На поясе тёмное зеркало сенсорного чего-то там на «ай». В левом ухе наушник, к правому прикреплена какая-то скобочка. Да слышит ли он старика? Эх, пустоголовые бездари! Вот в наше время… Тенистые аллеи, вечерние фонари, румянец на девичьей щёчке…

      Игорь Яковлевич смолк, снял очки, вытер платком потное лицо.

      – Вот так, молодой человек, – оглаживая ладонью книжицу, повторял он. – Вот так.

      – Яковлевич!