Крестовый поход. Александр Прозоров

после того, как дворня выгрузила припасы в княжескую юрту, спрыгнул с седла, скинул веревку с луки, толкнул мужиков на кошму у порога походного дома, прихлопнул плетью себе по сапогу:

      – Вот, княже! Убечь хотели. Че с ними делать?

      – А чего делать? – Егор прошелся перед понурыми смердами в старых истрепанных кафтанах. Трое были в возрасте, бородатые, с морщинистыми лицами, еще двое – совсем молодыми мальчишками. – Мы же не воевать сюда пришли. Так, по-соседски, заехали мимоходом. Чего бежали-то, селяне?

      – Кто вас знает, с добром али с мечом? – ответил седобородый пленник. – Голова-то одна. Ее поперва лучше спрятать, а уж потом и смотреть.

      – Кабы голова была, вы бы уже рыбу свою путникам усталым несли, пиво предлагали. Глядишь, серебра бы лишнего получили по случаю. А самые умные так уже в закуп бы попросились. В холопах, чай, не в драных кафтанах, а в зипунах нарядных ходили бы. Не в лаптях, а в сапогах яловых. У меня в дружине каждому человеку рады. И смерду обычному, и сыну боярскому. Каждого готовы в люди вывести.

      Вожников прошелся перед пленниками еще раз и кивнул:

      – Отпусти их, Угрюм.

      Ватажник, недовольно нахмурившись, приказ выполнил, а когда смерды убежали, спросил:

      – Нечто мы тебе уже не по нраву, атаман, коли холопов и детей боярских на службу зазываешь?

      – А ты в бояре пойдешь, Угрюм? – ответил вопросом на вопрос Егор.

      Воин крякнул, поднял ворот тулупа, потер им щеку. Подергал себя за бороду, сунул плеть за пояс, махнул было рукой – и тут же покачал головой:

      – Не, княже, не пойду. За уважение, конечно, спасибо, да токмо какой из меня боярин? Я вольным днем выпить люблю да брюхом кверху поваляться, баб потискать. А невольным – так и сабелькой помахать завсегда согласен. У меня о дне завтрашнем заботы нет, и страха потому нету. Сегодня сыт, пьян, в том и счастье. Завтра коли на пику насадят – на то божья воля. Вдов-сирот не оставлю, добра за душой никакого. Оттого и жизнь беззаботна. Боярину же всякий миг за землю свою думать надо, детей кормить, смердов стеречь, да еще и службу исполнять. А коли недород? А подати? А торги? Не, не серчай, атаман, не пойду. Мое место на банке гребной, да чтобы ветер свежий, да сабля острая в руке. Грядки же копать да горшки в погребе считать – это не мое.

      – Вот видишь, не твое, – кивнул Вожников. – А как правителю без бояр? Я же не могу един за всеми землями уследить, со всеми городами управиться, все дороги залатать, все десятины перемерить? Кто-то на местах сидеть должен, за порядком следить, о доходах и расходах заботиться.

      – Никита Кривонос, мыслю, согласится, – опять подергал себя за бороду Угрюм. – Заматерел он ныне. К гулянке не тянется, солидность на себя напускает. В Орде к хану ходил – так смотрелся, ако князь! И речи вел с гонором, и решал все толково. Ванька Карбасов тоже деревеньку мечтал прикупить. Так отчего ему в детях боярских и не сидеть? Еще, может статься, кое-кто от вольности устал, нагулялся.

      – Кто нагулялся,