Не торопи любовь. Татьяна Веденская

подчиняющийся зову луны, он выполз, бледный и отрешенный, явно планируя направить стопы в какой-нибудь ночной клуб. Завидев его красивый бледный анфас, я встрепенулась, сбросила сонливость и собралась орать.

      – Ты что тут делаешь?! – настолько искренне и непосредственно изумился он, что я фактически подавилась своим возмущением.

      – Я!!!! (твою мать!!!) ТУТ!!! УЖЕ С ОБЕДА!!! (твою мать!!!) СИЖУ И КУКУЮ!!! – выпустила гнев наружу я.

      – А чего не зашла? – невинно оглядел меня с ног до головы он.

      – Мне на лестнице больше нравится. Тут к людям ближе, – попыталась поострить я, но Роман еще не включал юморилку, поэтому ни одна эмоция не пробежала по его личику.

      – Ну-ну, – протянул он и принялся помогать мне затаскивать сумки – коробки – чемоданы – пакеты.

      – И почему же ты не открывал? – полюбопытствовала я. – Просто интересно.

      – Я плеер слушал.

      – Полдня?! – поразилась я.

      – А что? Я под музыку живу, – гордо заявил братик. – А это что за хрень?

      – Это не хрень! Это – люстра Чижевского! Я под нее тоже живу, – ответила я, хотя, если честно, страшную круглую штуковину приволок и подвесил под потолок Олег Петрович. Он был мнителен во всем, что касалось здоровья. Еще бы, ему всех жен-детей поднимать! Короче, мысль, что можно воткнуть в розетку некое похожее на ежа чудо техники и дышать экологически чистым правильно заряженным горным воздухом, очень отвечала его мечтам. Не знаю, насколько эта штуковина действительно полезна, но при отъезде я решила, что раз уж все равно плачу за Газель, так не оставлю камня на камне. В смысле, заберу все, кроме мебели, которая, на самом деле была не Олега Петровича, а хозяйская.

      – И надолго ты ко мне? – осторожненько поинтересовался Ромик. Я взвилась круче огней пионерского костра.

      – Навечно! И чтобы больше никогда не запирался на засов. И баб не водил. И мужиков.

      – А они-то мне зачем? – попытался обидеться он.

      – А я почем знаю? – отрезала я. – Чтоб никого. А то маме доложу.

      – Это бесчеловечно! – на полном серьезе испугался братец. Аж пятнами пошел. Что-что, а инструмент воздействия у меня есть.

      – То-то, – удовлетворенно кивнула я и пошла осваиваться в родных пенатах.

      Однако даже поверженный брат не мог искупить того состояния подавленности и одиночества, которое охватило меня. Я поплакала в ванной, пошлепала по пустой квартире, в которой провела все свое счастливое детство, босыми ногами, позвонила паре-другой подруг и уснула, совершенно обесточенная.

      Завтра была суббота. Обычно по субботам я собирала у себя небольшое, но очень светское общество, и придавалась безделью. Не смотря даже на отсутствие братца, который счел за лучшее не мозолить уж мне сразу глаза и переночевать где-то подальше, я никого не позвала. Просто никого не хотела видеть. Что странно и нетипично для меня.

      – Может, температуру померить, – заволновалась я. Температура была предательски нормальной. Тридцать шесть и шесть. Через двадцать