Кодекс калибра .45. Виктор Тюрин

с помощью доски превратил в подобие скамейки.

      – Ты, похоже, нездешний, парень? Что-то я тебя здесь раньше не видел!

      Я остановился.

      – Не здешний, – подтвердил я его слова. – Только что с поезда.

      – Откуда приехал, малыш?

      – Гм. Из Арканзаса.

      – Решил посмотреть на огни большого города?

      – Вроде того.

      Он отхлебнул из своей емкости и скривился.

      – Что-то у старого Пита нынче совсем плохая брага получилась. Дерьмо, одним словом. И куда ты теперь?

      – Попробую устроиться на работу.

      – Хм! А что ты умеешь?

      – Ну… Работать в поле.

      – Ха! – усмехнулся старик. – В поле! Еще скажи: ухаживать за скотиной! Кому здесь это надо?! Ты подумай об этом своей дурьей башкой! Никому! Посмотри на свои лапы! Ни в один приличный магазин не возьмут с такими граблями! Там нужны чистые, прилизанные мальчики! Ты посмотри на тех, кто живет в этом поселке! Они тоже приехали за лучшей жизнью! Где они теперь?! Где?! Не знаешь?! А ты посмотри вокруг! Здесь они! Здесь! На этой помойке!

      Похоже, бродягу уже разобрало его пойло, потому что с каждой фразой его дребезжащий, словно надтреснутый колокол голос, с каждой секундой становился все громче. Народ из ближайших хижин, обернувшись на его крики, почему-то смотрел не столько на него, сколько на меня. Под их взглядами мне стало неловко. Я уже начал соображать, как мне выйти из этой ситуации, как вдруг неожиданно раздался крик худой женщины с костистым лицом:

      – Хватит горло драть, старый дурак! У меня ребенок спит!

      После её сердитого окрика старик замолчал, но только я повернулся, чтобы уйти, как он негромко пробормотал:

      – Иди, иди и не говори, что тебя не предупреждали.

      Получив подобное напутствие на дорогу, я развернулся и пошел дальше, через помойку, начинавшуюся сразу за поселком. Обходя кучи мусора, я непроизвольно ускорял шаги из-за отвратительных запахов, поднимавшихся от нагретой земли, но чем ближе подходил к городской окраине, тем больше не мог понять, что сильнее вызывает во мне отвращение: сама помойка или городские дома.

      Рассыпающиеся старые здания с ржавыми лестницами и настежь открытыми черными проемами подъездов, возле которых лежали горки мусора. Кошки и крысы, шныряющие среди сломанных ящиков и разбитых бутылок, валяющихся прямо на земле. Нестерпимая вонь, пропитавшая воздух улиц, исходившая от многочисленных боен, лишь усугубляла ощущение, что город умер и разлагается, подобно громадному животному. Люди, встречавшиеся мне на улицах, в своем большинстве выглядели так, словно впервые вышли на улицу после тяжелой, затяжной болезни.

      Все, что я сегодня видел, тяжелым грузом легло мне на душу, но, несмотря на это, стоило моему носу учуять запах еды из распахнутой двери закусочной, как ноги сами понесли меня к ней. Переступив порог, осмотрелся: старая деревянная стойка, плевательницы, большое зеркало, столы. Пахло