Оазис. Олег Ждан-Пушкин

бураки, картошку, на… Чего только не было на том празднике первого мирного года и труда!

      Понимали: не «средняя» продукция колхозов и совхозов привезена и выставлена на обозрение. Жеребцов и кобыл холили, быков не подпускали к коровам, свиноматок отмывали теплой водой. Но ведь и не одна только мечта о сытости влекла нас сюда, тешила глаза и ноздри. Иные, более высокие чувства испытывали мы, блуждая у коновязей и стеллажей, – вот, оказывается, какие чудеса способна показывать наша тихая сторона. Впрочем, мы и не сомневались, что может. И не имело никакого значения, что и лошадей, и коров, и свиней прислали – по две-три пары на развод – иные области страны, менее пострадавшие от войны.

      Подобные чувства можно было прочитать и на лицах старших: вот какая благодать и радость – мир. То было венчание надежд с действительностью – так понимали мы этот великий день.

      Насытив, однако, глаза и ноздри, все мы вспомнили о желудке… Но строго стояли у стеллажей вестники грядущего изобилия.

      Были на том празднике, конечно, и Андрей с Тишком. Малец ходил очарованный, а Соловей… О чем думал он? Не усомнился ль в том, что надо ехать? Не на скудный клочок земли попали они в конце концов…

      …Когда проходили мимо овощей и фруктов, незнакомое беспокойство проявилось в лице Андрея. Оглядывался, волновался. Прошли один раз, зашли другой. И вдруг схватил Тишка за руку, потащил.

      Когда отошли на приличное расстояние от площади, Андрей распахнул полу ватника и сказал:

      – Ап!

      В руке у него была огромная, налитая соком, мясистая груша. Счастливо рассмеялся, увидев, как распахнулись синие глаза Тишка.

      – Цап – и под полу! – объяснил.

      Такого лакомства Тишок еще не пробовал: за время войны в городе вырубили сады на дрова.

Федя, нормальный человек

      Нормальный человек не станет на зиму глядя начинать строительство. Ну а ненормальному, известно, закон не писан.

      Федя, дурачок, пастух, получив осенью окончательный расчет за пастьбу коров, купил по дешевке дом в одной из деревень, чтобы перевезти в город.

      С тем и явился к Андрею Соловью: помоги.

      – Федя, – ответил Андрей, – чтоб тебя мухи заели. Тебе ж платить нечем.

      Моргал загнутыми, как у девочки-отроковицы, ресницами, просветленно улыбнулся Андрею.

      – Нечем, – подтвердил.

      – Что ж ты идешь ко мне?

      Однако Федя считал, что обрадовал Соловья своим предложением.

      – Скажи мне, ты хитрый или дурной?

      – Дурной, – согласился. – Хитрый.

      – Ох, Федя. Деньги за дом уже отдал?

      – Отдал!

      – Чтоб тебя медведь задрал, Федя. Перевезти помогу, а собирать не буду.

      Вот так втравился в безденежную работу второй раз.

      Оказалось, что поставить дом Федя надумал рядом с домом, где снимала угол молоденькая приезжая учительница: влюбился, интеллигент, каждый вечер на протяжении лета клал на крылечко букет полевых