Выстрел в Вене. Виталий Волков

культурную столицу я по работе.

      – По тревожному письму?

      – По тревожному нас в Саратов или в Урюпинск. А сюда – по культурной потребности. Для ее удовлетворения.

      – Потребности или надобности?

      – Это откуда думать…

      – А откуда можно думать? Разве не из головы? Есть варианты?

      – Можно из прошлого. В Урюпинске мы тоже бывали. Можно из будущего. А если из настоящего – то по надобности. Согласны?

      Новиков прищурил глаз. Какое разнообразие овалов предоставляет это лицо!

      – А почему Вы решили, что я согласен? На мне написано, что я действую по надобности, и что я – не гласная, а согласная?

      – Шутите?

      – Ничуть. Я не умею шутить.

      – Принято. Вы дольше обычного разглядывали облака для мужчины с такими набитыми кулаками, так что как раз наоборот.

      – Так Вы – журналистка? – нахмурился мужчина, срезав линию про облака и про кулаки. Ближе к сути!

      – Точно. Хотела быть писательницей, училась на филолога, а стала журналисткой.

      Константин хмыкнул. Он не любит журналистов. Кто их сейчас на Руси любит, из честных то, из пахотных, из тех, кто в пахоту по нос да уши, когда свистят мушки над головой. Но говорить об этом девушке он не счёл уместным, разглядев в том свой профит.

      – А дальше? То есть если из будущего?

      – Из будущего? Ну, женой, матерью, переводчицей.

      – Почему переводчицей? – не ожидал мужчина.

      – Знание языков плюс работа на дому. А в секретарши не гожусь, я девица забывчивая и не обязательная. Больше ничего не умею. Мне ещё прочили в актрисы – за подвижное мое личико. Только актерство – не мое, актрисы – части речи зависимые.

      – От режиссера?

      – Нет, от костюмера… Вы ешьте, ешьте.

      За разговором курочка успела остыть и превратилась в кусок каучука. Но у Константина крепкие, привычные к подошвам зубы. А вот что для него осталось загадкой, так это способность соседки есть и говорить одновременно, то есть загружать в нижний овал еду, изыскивая крохотные промежутки между словами, и справляться с нею, видимо, не жуя. Не целиком же она глотает каучук! Это из-за глотания у неё глаза разлились на пол лица и зазеленели. Новиков внимателен к глазам. У Софии радужные были каку дикой кошки, мерцающие, темно-зеленые, опасные были глаза. Украинский снайпер попал ей в глаз. Тоже биатлонист, вражина. Ей ровня… А у этой девушки глаза зелены иначе. Ее глаза не воюют. Ни со вселенским злом, ни с мужчиной. Они еще радуются миру. Кажущийся парадокс – можно согласиться на послабление себе, можно согласиться с формулой, что мир – не отсутствие войны, а возможность безмятежной молодости и радости. Но ведь именно молодость – это уголек войны! Мир – не отсутствие войны. Мир, наверное, это возможность любви… Всякому воевавшему и не сошедшему с ума, хоть минуты бы вот таких глаз над облаками!