Чувство льда. Александра Маринина

на меня двоих чужих детей и вырастить их моими руками? А что будет с моей жизнью, ты подумала? Я не хочу этих мальчиков, я не собираюсь их усыновлять, это не мои дети! Усыновляй их сама, если хочешь, и сиди с ними дома, пожертвуй своей артистической карьерой, откажись от съемок и спектаклей и расти себе собственных внуков. А меня уволь.

      – Люба! – Тамара Леонидовна тоже повысила голос, но внезапно сменила тон и заговорила мягко и негромко: – Любочка, девочка моя, ты должна правильно понимать, что происходит. Все вокруг знали, что Наденька беременна. И всем известно, что ее больше нет. Возникает вопрос: а что с детьми? Где они? Как они? И что я должна отвечать? Тебе в твоей школе этот вопрос никто не задаст, там никто никогда не видел Надю и не знал ее, но у меня-то в театре ее все знают, и в последнее время она часто приходила ко мне, все видели, что она ждет ребенка. И мне эти вопросы обязательно зададут. Как ты думаешь, я могу, я имею право сказать, что мы отдали детей в приют? Я, народная артистка СССР, лауреат Государственной премии, член партии с 1942 года, член парткома театра, член бюро райкома партии, – и отказалась от родных внуков. А твой отец, если ты не забыла, – член бюро горкома. Ты хоть понимаешь, как это скажется на папиной карьере? А на моей? Я уже объясняла тебе все это, когда рассказывала о Юрцевиче, не будь он к ночи помянут, и мне казалось, что ты меня отлично поняла. Ты не меньше меня заинтересована в том, чтобы наша с папой карьера не пострадала, потому что все это, – она обвела широким жестом дорого и со вкусом обставленную комнату, которая должна была в данном случае олицетворять как достаток, так и возможности, ценившиеся в те времена даже несколько выше достатка, – все это прилагается к нашему с папой положению и к нашим заслугам. И мы не имеем права этим рисковать. Я уж не говорю о том, что как творческие люди мы просто умрем, потому что папе не дадут руководить театром и вообще не позволят работать в Москве, а меня перестанут снимать и ставить на главные роли. Ты хочешь, чтобы наша карьера так бесславно закончилась?

      – Ты все время говоришь о себе и папе, – с раздражением ответила Люба. – Ваша жизнь, ваша карьера, ваше положение! Все ваше. А обо мне кто-нибудь из вас подумал? Что будет с моей жизнью, если я буду тащить на себе двух чужих детей? Кому я буду нужна с таким приданым? Я же замуж никогда не выйду, хоть это-то ты понимаешь? У меня даже не будет времени ходить на свидания! Я в театр не смогу сходить! Я собираюсь в этом году поступать в аспирантуру, я собираюсь писать диссертацию, защищаться, потому что не намерена весь век куковать в средней школе. И как я буду работать над диссертацией, имея на руках двоих грудных детей? У меня ни до одной книги руки не дойдут! У меня мозги атрофируются! Во что я превращусь?

      – Да как ты можешь называть мальчиков чужими? – возмутилась мать. – Это же твои родные племянники!

      – И твои родные внуки! Вот сама ими и занимайся.

      – Любочка, деточка, – голос матери снова стал мягким и обволакивающим, – я все понимаю, родная моя. Но у нас нет другого выхода. В конце концов, если ты хочешь понравиться достойному мужчине, ты должна быть хорошо одета и иметь