Вместе (сборник). Сергей Шапурко

ты весь в крови!

      – Это ничего, ничего. Не мешай только. У меня времени совсем мало. Разрешили не надолго.

      – Хорошо, хорошо! Не буду мешать, только скажи, что ты делаешь?

      – Потом, потом…

      Ветеран в недоумении отступил вглубь трюма. Он отчетливо вспомнил, как на Берга обрушился страшный удар двуручного меча и тот, истекая кровью, рухнул на палубу. «Неужели выжил… Или нет…»

      – Чашку я делаю, – вдруг заговорил неожиданно спокойным голосом Берг. – В детстве такую же разбил. Любимая она у матери была. Всегда она из нее пила. А я разбил. Случайно, конечно. Плакала мать очень. Но меня не ругала. А за что? Я же не специально разбил. А от того, что не ругала, еще тяжелее было. Я тоже плакал. Сильно плакал. Осколки собрал, а склеить не могу. Вроде бы чашку разбил, а, казалось, что матери сердце. Плакал, губы кусал. Потом забыл. Сейчас уходить пора, вот и вспомнил. Завершить все надо прежде, чем проститься со всем. Иначе, себя-то я знаю, маяться там буду.

      – Так ты уже, что ли…

      – Да какая разница! Ладно, поговорили! У меня еще дел много: обжечь надо, разукрасить. Ну бывай! Встретимся еще!

      Поднявшись на палубу, озадаченный Ветеран подошел к Сове. Но та, опережая вопрос, сказала:

      – Не спрашивай. Сам думай, Ничего не скажу. Итак, как с маленьким, с тобой вожусь.

      «Чего это она разошлась?»

      Он отошел, сел возле борта на палубу. Мысли роились в голове, словно встревоженные пчелы. Но одна все же выделялась. Она-то и хмурила лицо старого вояки.

      «А все ли я склеил перед тем, как уходить? Уходить?… А может быть, я уже ушел?»

      Кто подарил нам жизнь, того мы вечно будем вспоминать в молитвах

      Прошел день, нищий на события. Ушло за горизонт светило. В сумерках воин спустился в трюм и устроился на ночлег. Не успел Ветеран провалиться в блаженную пропасть сна, как его кто-то осторожно потряс за плечо.

      – Сова, опять твои штучки! – зло пробурчал он.

      – Ты только не удивляйся, старший. Это я, Эрд.

      – …Но, но… Ты же погиб! Я своими глазами видел: две стрелы в тебя попало.

      Постой, постой, дай огонь зажгу. Так вот же они, стрелы, торчат!

      – Да, погиб я, погиб. Не волнуйся ты так. Не мог я там оставаться, пойми. После боя мертвых родственники опознают, потом хоронят. А я у матери один. Меня найдет – сразу ума лишится. А не найдет, будет думать, что я, может быть, жив, или в плену, или еще что…

      – Так, а как же ты здесь… оказался?

      – Да вот так и оказался. Когда захочешь мать сберечь, и не такое еще сможешь.

      Ветеран пошевелил губами, но звуки не вышли наружу. Эрд прилег невдалеке от него, и лунный свет упал на его молодое лицо. Оно было белым, как первый снег. Мука не отражалась на нем, но была скорбь. Тихая скорбь юноши, многое не познавшего в этом мире перед гибелью и потому только интуитивно понимающего, что он потерял, потеряв жизнь.

      «Зачем они мне все являются? И Берг, и молодой? Может еще кто придет? Или это я к ним уже пришел?»

      Вилась