Тюрьма мертвых. Александр Райн

каналам, а то и год, пока тебя не найдут.

      – Как вы здесь ориентируетесь?

      – Это моя работа. Я проектирую эти тюрьмы.

      – А… А как же я? Как мне выходить наружу?

      – Я бы вообще не советовал вам передвигаться по тюрьме без сопровождающего.

      – В каком это смысле без сопровождающего? Я что, тут в роли заключенного?!

      – Нет, вы здесь по найму, я же уже объяснял. Это тюрьма, здесь своя специфика, поэтому ваш ценник и проходит.

      «Интересно, сколько еще раз он ткнет меня в этот ценник?»

      Спустя поворотов десять-пятнадцать мы наконец вышли.

      В тюрьме я был впервые, но почему-то все мне представлялось совершенно иначе. Мы находились в действующем крыле. Стены были полностью изрешечены металлическими прутьями – от пола и до самого потолка, в несколько рядов. Как бы иронично это ни звучало, но сравнить это все можно было с многоэтажным домом. Камеры находились вплотную друг к другу, разделенные лишь несущими кусками стены по бокам, сверху и снизу. Дурацкие светильники еле освещали помещение, глазам приходилось подолгу привыкать, чтобы разглядеть что-либо. Лишь какие-то темные силуэты и редкие движения в камерах говорили о том, что заключенные там есть.

      Тишина стояла такая, что я слышал собственное дыхание. Лишь редкие звуки разбивающихся о бетон капель воды отражались от стен и разлетались по всему помещению эхом. Депрессивная обстановка; мне начало казаться, что в этой атмосфере даже дышать тяжело.

      «За какие преступления попадают сюда?»

      – Идемте, незачем останавливаться. Нам сюда. Вот, проходите, садитесь.

      – Что это?! Рельсы?! Здесь?!

      «Вы, блин, серьезно?»

      – Тюрьма очень большая, вы же сами видите, передвигаться по ней приходится таким образом, привыкнете.

      «Я боюсь представить, что же дальше».

      Железная дорога начиналась прямо в крыле. В одной из стен был вырезан проем, из которого тянуло сквозняком и сыростью; у его подножья стояла небольшая шестиместная вагонетка вроде тех, что на американских горках. Никакого руля или его подобия, только очередное кодовое устройство. Мы сели, инженер вдавил несколько кнопок – поручни с шипением опустились, затем еще комбинация – впереди загорелся луч света; очередное нажатие – и вагонетка, издав противный скрип трущегося друг о друга железа, тронулась с места. Наконец мы не шли пешком. Дикая усталость ломала все тело: ноги гудели, руки отваливались, но зато сонливости как не бывало, ее пересиливало нахлынувшее любопытство. Я был в настоящем шоке.

      «Так не бывает, я уверен, так в обычных тюрьмах не бывает».

      Мы снова погрузились в тоннель, но на этот раз он был огромен, напоминал метро. Вдоль стен тянулись неоновые змейки, целыми рядами они уходили вглубь, подсвечивая все вокруг тусклым зеленоватым светом. Снова на пути попадались развилки. Пути расходились и сходились, этот лабиринт не заканчивался, мне казалось, что вот-вот откуда-нибудь вырвется Минотавр