Обстановочка (сборник). Саша Чёрный

В «Аквариум», что ли, сходить?

      Иль, может быть, к Мери слетаю?

       В раздумье на мамок смотрю,

       Вздыхаю, зеваю, курю

      И «Новое время» читаю…

       Шварц, Персия, Турция… Чушь!

       Разносчик! Десяточек груш…

      Какие прекрасные грушки!

       А завтра в двенадцать часов

       На службу явиться готов,

      Чертить на листах завитушки.

       Однако: без четверти шесть.

       Пойду-ка к «Медведю» поесть,

      А после – за галстуком к Кнопу.

       Ну как в Петербурге не жить?

       Ну как Петербург не любить

      Как русский намек на Европу?

<1910>

      Мухи

      На дачной скрипучей веранде

      Весь вечер царит оживленье.

      К глазастой художнице Ванде

      Случайно сползлись в воскресенье

       Провизор, курсистка, певица,

       Писатель, дантист и девица.

      «Хотите вина иль печенья?» —

      Спросила писателя Ванда,

      Подумав в жестоком смущенье:

      «Налезла огромная банда!

       Пожалуй, на столько баранов

       Не хватит ножей и стаканов».

      Курсистка упорно жевала.

      Косясь на остатки от торта,

      Решила спокойно и вяло:

      «Буржуйка последнего сорта».

       Девица с азартом макаки

       Смотрела писателю в баки.

      Писатель, за дверью на полке

      Не видя своих сочинений,

      Подумал привычно и колко:

      «Отсталость!» И стал в отдаленье,

       Засунувши гордые руки

       В триковые стильные брюки.

      Провизор, влюбленный и потный,

      Исследовал шею хозяйки,

      Мечтая в истоме дремотной:

      «Ей-богу, совсем как из лайки!..

       О, если б немножко потрогать!»

       И вилкою чистил свой ноготь.

      Певица пускала рулады

      Всё реже, и реже, и реже.

      Потом, покраснев от досады,

      Замолкла: «Не просят! Невежи…

       Мещане без вкуса и чувства!

       Для них ли святое искусство?»

      Наелись. Спустились с веранды

      К измученной пыльной сирени.

      В глазах умирающей Ванды

      Любезность, тоска и презренье:

       «Свести их к пруду иль в беседку?

       Спустить ли с веревки Валетку?»

      Уселись под старой сосною.

      Писатель сказал: «Как в романе…»

      Девица вильнула спиною,

      Провизор порылся в кармане

       И чиркнул над кислой певичкой

       Бенгальскою красною спичкой.

<1910>

      «Смех сквозь слезы»

      ^{(1809–1909)}

      Ах, милый Николай Васильич Гоголь!

      Когда б сейчас из гроба встать ты мог,

      Любой прыщавый декадентский щеголь

      Сказал бы: «Э, какой он, к черту, бог?

      Знал быт, владел пером, страдал. Какая редкость!

      А стиль, напевность, а прозрения печать,

      А темно-звонких слов изысканная меткость?..

      Нет, старичок… Ложитесь в гроб опять!»

      Есть между ними, правда, и такие,

      Что дерзко от тебя