Хадават. Вячеслав Ковалев

логически.

      Он молчал. Перчатку придется нести обратно, это он уже понял. Может, спрятать где? А где? Найдет ведь кто-нибудь, еще обидней будет.

      – Саш… – Она взяла его за плечо.

      – Отнесу я, – буркнул он.

      Она вздохнула и вышла. Щелкнул телевизор, на кухне засвистел чайник.

      – Ты чай пить будешь? – спросила она.

      Сашка обернулся. Она стояла на пороге его комнаты, прислонившись к косяку.

      – Я печенок принесла и мармелад, как ты любишь.

      – Не хочу я!

      – Ну хватит дуться. – Она снова села рядом. – Что, очень понравилась?

      Он кивнул.

      – Ничего. Да зачем она тебе, одна, ты уже и в этих своих… рыцарей не играешь.

      – Да при чем тут рыцари! Она же настоящая, понимаешь, не игрушка какая-то, на-сто-я-ща-я! – проговорил он по слогам.

      – Тем более ее нужно отнести. Может, это музейная ценность? Может, она вообще украдена. Вон музей недавно ограбили. А следующий раз тебе пулемет подарят или этот, танк, ты его тоже домой притащишь?

      – Танк в нашу квартиру не влезет.

      – Ладно, хватит, пойдем чай пить.

      И Сашка сдался. Вот всегда так. И почему взрослые такие? Вот вырасту, ничего-ничего своим детям запрещать не стану, твердо решил он. А мармелад правда оказался его любимый. А вечером позвонил дядя Юра, Мишкин батя, и мать разрешила ему поехать на рыбалку, даже сказала, что как-нибудь и сама с ними выберется. Хотя она всегда так говорила.

      Утром Сашка направился в магазин, держа под мышкой перчатку.

      – Недолго ты у меня побыла, – сказал он ей.

      Дверь так же мягко открылась, как вчера, так же тихонько звякнул колокольчик. Только вот внутренняя обстановка слегка изменилась. Столик с шахматами был перевернут, и фигурки рассыпались по полу, кассовый аппарат разбит вдребезги, будто кто-то целенаправленно долбил его молотком; повсюду валялись бумаги, обломки мебели, ощутимо пахло горелым; один из стеллажей был опрокинут и уныло уткнулся в своего собрата у стены, уронив книги на пол. А прямо посреди комнаты ничком, уткнувшись лицом в пол, лежал Всевид. Одежда его была испачкана и разорвана в нескольких местах, одна рука неестественно подвернулась, левый ботинок слетел и валялся поодаль. На Сашку накатил страх, он начал медленно пятиться к двери, не отрывая взгляда от лежащего Всевида.

      – Далеко собрался? – сказал тихий вкрадчивый голос у него за спиной, и на плечо легла чья-то рука.

      Сашка закричал, рванувшись всем телом. Но его схватили сильные руки, зажали рот и скрутили так, что он мог только трепыхаться.

      – Ты почему дверь не закрыл, остолоп! – прорычал голос кому-то невидимому.

      – Так я это… – промямлили в ответ.

      – Это! – передразнил его. – А ты перестань ногами дрыгать, не то я их тебе выдерну, – прошипели Сашке на ухо, но он продолжал биться, дрыгаться, пытаясь вырваться. – Все, ты меня достал, щенок!

      – Постой, Звяга. – Из-за перевернутого стеллажа к ним вышел еще один человек, высокий, худощавый, затянутый в кожу. – Зачем так грубо? Отпусти его, он пообещает нам