На подсосе. История любви. Кристофер Мур

квартале. Они едва удостоили Томми взглядом, — пока тот не заговорил:

      — Я слышу ящик. Прямоугольный.

      — Щегол кислотный, — сказал один студент, который по звуку мог оказаться парнем.

      — Помню свой первый трип, — сказал другой, который, вероятно, был девушкой. — Захожу в мужской туалет в «Метреоне», а такое чувство — что прямо в инсталляцию Марселя Дюшана[1].

      Джоди дождалась, пока они пройдут, и спросила:

      — Да, прямоугольное, твердое, пустое — что это? — У нее от восторга чуть кружилась голова, и она переминалась с пятки на носок от нетерпения. Даже лучше, чем туфли покупать.

      — Точно пустое. — Томми склонил голову набок. — Это газетный автомат. — Он открыл глаза и посмотрел на газетный автомат, потом — на Джоди, и лицо у него осветилось, как у малыша, только что открывшего для себя шоколад.

      Джоди с размаху обняла его и поцеловала.

      — Мне тебе столько всего нужно показать.

      — Почему ты мне раньше не говорила? — спросил Томми.

      — Как я могла? У тебя вот есть слова для того, что ты слышишь? Что ты видишь?

      Томми выпустил ее из рук и огляделся. Втянул носом воздух — словно проверял, какой у вина букет.

      — Нет. Я не знаю, как все это сказать.

      — Вот видишь, потому мне и нужно было с тобой всем этим поделиться.

      Томми кивнул, но вид у него при этом был несколько унылый.

      — С этой стороны все хорошо. А вот с другой…

      — Какая еще другая сторона?

      — Мерзкая, дохлая и кровососущая. Я по-прежнему жрать хочу.

      — Не ной, Томми. Нытики никому не нравятся.

      — Куу-шать.

      Джоди знала, каково ему, — ей и самой было так же, только она не понимала, как ей решить проблему кормежки. За кровью она всегда обращалась к Томми — теперь же им обоим нужно охотиться. Она это умела, она это делала, но ей этого не хотелось.

      — Пойдем, что-нибудь придумаем. Не капризничай. Посмотрим на людей на Маркет-стрит. Тебе понравится.

      Джоди взяла его за руку и потащила за собой к Маркет, по которой взад-вперед текли реки туристов, покупателей и всяких уродов. Реки крови.

      — От всех воняет дрочкой и ногами, — произнес Томми, стоя на тротуаре перед аптекой «Уолгринз». Вечер по-прежнему был ранний, и по тротуарам толпами валила публика со съездов и из отелей, словно огромное мигрирующее стадо. Все искали прокорм и водопой. По краям потока удочки забрасывали сутенеры, бездомные и тусовщики — наводили секретную связь между встречей взглядами и кошельком. Стадо же оборонялось, преданно внимая своим спутникам, мобильным телефонам или точкам на тротуаре в двенадцати шагах впереди.

      — Ноги и ссаки, — продолжал Томми.

      — Привыкнешь, — сказала Джоди.

      — Где-нибудь на этой улице найдется хоть одна чистая пара белья? — крикнул Томми. — Люди, вы отвратительны!

      — Поспокойней, а? — произнесла Джоди. — На тебя смотрят. Думают, ты чокнутый.

      — И отличаюсь от них — чем?

      Джоди окинула взглядом улицу. Та просматривалась

1

Марсель Дюшан (1887–1968) — французский художник, дадаист и сюрреалист. Имеется в виду приписываемая ему инсталляция «Родник» (1917), представляющая собой писсуар на пьедестале. — Здесь и далее прим. переводчика.