Открытие смерти в детстве и позднее. Сильвия Энтони

завершаются ее акцентированием, и наоборот.

      Психолог в силу своего образования, возможно, относительно близорук, когда речь идет о прослеживании исторических закономерностей. Что касается меня, то гегельянская идея воспроизведения культурных установок по отношению к концепции смерти или связанным с ней ритуалам кажется мне слишком четкой, чтобы описывать актуальное человеческое поведение, как оно развертывалось на протяжении веков. Предоставим историкам и археологам опровергать или развивать элегантные теории, мысля в таких временных диапазонах. При всем этом я вовсе не хочу сказать, что элегантность не есть достоинство для науки или что история человека не нуждается в гипотезах как макро– так и микромасштаба.

      К концу 1950-х табу стало явственно ослабевать. И. Е. Александер (I. Е. Alexander) в 1957-м в «Американском психологическом журнале» (American Journal of Psychology) опубликовал статью, озаглавленную «Смерть никого не интересует?» (Is death a matter of indifference?), впоследствии продолжил ее исследованиями детей и подростков, на которые я буду ссылаться ниже.

      Во всякой культуре люди, занимающиеся целительством в той или иной форме, имели особые отношения с табу. Они не могли не знать традиций и обычаев, обычно поддерживали и разделяли их, но они должны были касаться физически и вербально того, что в иных обстоятельствах считалось неприкасаемым. Когда в 1959-м д-р Герман Файфель (Hermann Feifei) опубликовал сборник эссе различных авторов, озаглавленный «Смысл смерти» (The Meaning of Death), эти авторы были в основном профессиональные медики. Однако среди прочего здесь обсуждались, причем с искренностью и проницательностью, психологические проблемы самой профессии, а в числе авторов был видный психолог. Признание вклада специалистов из других дисциплин ощущалось, как глоток свежего воздуха.

      Функции первобытного целителя в цивилизованных обществах разделяются между врачом и священником. И тот, и другой могут – скорее, должны, – нарушать табу, связанные со смертью. В изданной в 1962-м книге «Человек и его судьба в свете великих религий» профессор С. Г. Ф. Брендон (Man and his Destiny in the Great Religions; S. G. F. Brandon) говорит об «открытии фактов смерти и рождения, которые делает каждый человек». Он продолжает:

      Они расположены именно в таком порядке, поскольку в индивидуальном опыте открытие смерти обычно предшествует открытию рождения, и первое по своему характеру должно производить более глубокое впечатление. Впервые узнав, что люди умирают, ребенок незамедлительно извлекает из этого знания выводы, имеющие отношение лично к нему, и хотя в большинстве случаев первоначальный шокирующий эффект быстро вытесняется более непосредственными интересами, психика должным образом регистрирует новый факт и постепенно все более полно проникается его последствиями[1].

      В этом месте автор ссылается на «Открытие смерти ребенком», что, естественно, было мне приятно, но в то же время послужило новой иллюстрацией власти табу: за двадцать два года, прошедшие со времени публикации моей книги, появилось великое

1

S. G. F. Brandon, «Man and his Destiny in the Great Religions», 1962, стр. 6 (С. Г. Ф. Брендон, «Человек и его судьба в свете великих религий»).