Принцесса Володимирская. Евгений Салиас-де-Турнемир

шепнул он.

      – Ни-ни, не бойтесь, – усмехнулся и громко выговорил знахарь. – Вы посмотрите.

      И он смело двинулся к кровати, взял лежащего за руку, поднял ее и бросил. Рука упала, как у мертвого, шлепнув по одеялу.

      И капеллан если не вздрогнул, то почувствовал, что его покоробило.

      – Ну теперь, – выговорил он, обращаясь к аббату, – теперь скорей. Тебе…

      – Да, уж мне, – выговорил этот глухо.

      Отец Игнатий тотчас вышел из спальни, остановился в кабинете и прислушался к шороху, происходившему в спальне; он стоял как истукан, тяжело переводя дыхание.

      А там между тем преступник, переодетый аббатом, спокойно своими страшными лапами работал…

      Вытащив обе большие подушки из-под онемевшего графа, он набросил их ему на лицо и навалился…

      Через час все трое прислушались у дверей коридора. Все в доме спало.

      Отец Игнатий тихо вынул ключ из двери и передал его знахарю.

      Тот быстро сбегал в спальню и положил его на столике около кровати, на которой снова в прежнем положении на двух подушках лежал уже не усыпленный искусственно, а задушенный злодеями мертвец.

      Так же быстро вернулся знахарь к дверям, где еще все прислушивались два его товарища. Другой ключ, поддельный, был уже тихонько вложен капелланом в дверь, и он все еще не решался отворить.

      – Что ж вы? – спросил аббат.

      – Глупый, – шепнул капеллан. – Эта последняя, но самая страшная минута. Отвори дверь и попадись кому-нибудь на глаза, и тогда немедленно надо бежать. Я лучше час лишний простою здесь, ведь мы теперь одни.

      – Как одни!

      – Теперь мы здесь трое, так чего ж нам бояться. Ведь он уже там, далеко!

      – Да, точно, далеко, у престола Господа Бога, – с циничной нежностью в голосе проговорил острожник-аббат.

      Наконец капеллан решился, повернул ключ в замке, тихонько отворил дверь и выглянул в коридор.

      После этого все трое проскочили в дверь.

      Капеллан, вставив ключ снаружи, снова запер дверь приемной, вынул его и бросился в библиотеку с судорожно сжатым ключом в руке.

      Все было кончено, и следов никаких.

      Капеллан остановился среди библиотеки и выговорил:

      – Ну, мы – гении. Мы положительно умнейшие люди. Сам черт теперь ничего не поймет и ничего не распутает. А между тем как это просто. Только это…

      И он показал ключ.

      – Теперь надо это уничтожить, просто хоть съесть, – смеясь, сказал знахарь.

      …Бывают на свете странные вещи, бывают в жизни человека странные и необъяснимые минуты.

      В эту ночь, между полуночью и двумя часами, Людовика не могла глаз сомкнуть, и наконец вдруг почему-то среди дремоты она ясно увидела отца своего, протягивающего к ней руки, болезненного, зовущего ее. Она так ясно слышала: Людовика! Людовика! – что вскочила с кровати и опомнилась только среди комнаты.

      – О, Господи! – в трепете выговорила она. – Помилуй нас. Что ж это!

      И она перекрестилась.

      Однако через несколько минут она всячески успокоила