Штрафбат. Приказано уничтожить. Андрей Орлов

шпильки: – Закопать бы надо… – Охнул, схватившись за бок, в который врезался острый женский локоть. – Татьяна, ты охренела? Больно же!

      – Просто вспомнила, как в прошлый раз ты назвал меня оружием массового устрашения, – обозленно прошипела женщина. – Язычок-то прикуси, Артемушка.

      – Товарищ старший лейтенант – дама боевая, – пояснил Кармазов, и глаза его ненадолго подобрели. – И в бою, и в личной беседе. Лично я стараюсь с ней не ссориться.

      – А тебе и не положено, товарищ сержант, – хохотнул Хлопотов. – Твоя забота – медсестер по прачечным щупать, да болезни срамные подхватывать, а с офицерским составом мы сами разберемся. Танюша, не обижайся, мы ценим тебя, любим всей частью, ты наше украшение и стимул выбраться из этой войны живыми! Ну нет, вы только посмотрите, как сержант Зорин на нее косяка давит… Татьяна, не соблазняй парня! Сержант Зорин, воздух!

      Алексей подпрыгнул, машинально вскинув голову к небу – Татьяна смотрела на него все более откровенно.

      – Отставить! – прикрикнул Яворский. – Разбалаболились тут! – Он вскинул руку с часами, нахмурился, что-то высчитывая в уме, потом свесился к кабине, замолотил по ней кулаком: – Эй, водила, долго еще?

      – Так мы еще толком и не отъехали, товарищ капитан, – беззаботно отозвался Шмелев. – Вы, чем спрашивать, прикорнули бы лучше – ей-богу, и без вашего участия доедем.

      – Твою мать, – ругнулся Яворский.

      Полуторка с натугой покоряла просторы. По левую руку остался черничный бор, на который опасливо посматривали, стараясь не высовываться. Потянулись светлые листопадные леса. Шумели желтеющие дубравы, дорога вилась мимо глиняных нагромождений, временами обретающих формы настоящих холмов. Несколько раз доносились звуки отдаленной канонады – шифровальщики пытались определить по слуху, кто стреляет. Кармазов был уверен, что это наши гаубицы работают по квадратам, а Хлопотов возражал – именно так хлопает «Hummel» – немецкая самоходная гаубичная установка. «В белый свет садят, – пробормотала засыпающая Татьяна. – Пытаются показать, что они еще чего-то стоят…»

      Странное чувство, пришедшее еще в самом начале поездки, не отпускало Зорина. Временами он ловил на себе задумчивый взгляд Вершинина – товарищу тоже было неуютно. На одном из крутых спусков нога у Шмелева сорвалась с тормоза, машина ухнула вниз, завизжала Татьяна, заматерились остальные. Вихрастый на излете насилу удержал полуторку, а теперь выслушивал справедливую брань в свой адрес. Тем временем небо заволокло, потемнело, хлынул ливень. Люди скрючились, кое-как укрывались накидками – очень скоро кузов автомобиля превратился в бассейн. Яворский – как видно, опытный джентльмен – забарабанил по крыше кабины, а когда шофер, ругнувшись, остановился – перевалился на подножку и забрался в кабину. Хлопотов, постукивая зубами, остроумно напевал: «На границе тучи ходят хмуро, край суровый пеленой объят», остальные ругались про себя.

      Ливень вскоре стих, но веселее не стало. Скорчившись,